Храмы и монастыри

Реконструкция убранства храмов Макарьево-Унженского монастыря по древнейшим описям обители

Неопубликованные описи Макарьево-Унженского монастыря 1613 и 1624  гг. содержат исключительную по ценности информацию, которая позволяет реконструировать древнейшее убранство храмов обители, гробницы ее основателя, иконографию ранних икон и произведений прикладного искусства, связанных с преп. Макарием. Эти документы наглядно демонстрируют огромную популярность костромского святого в России первой четверти XVII в.

Документы Макарьево-Унженского монастыря хранятся в Государственном архиве Костромской области[1]. Фонд Макарьево-Унженского монастырясильно пострадал при пожаре архива, но древнейшие описи не сгорели. Сохранились описи 1613 г. и 1623-1624 гг., которые были частично использованы И.К.Херсонским. Древнейшая опись была произведена, когда монастырское хозяйство принимал игумен Зосима (1613-1625). Обновление обители началось незадолго до этого, в конце XVI в., после назначения в монастырь строителем старца Давида Хвостова.

Святые и Святыни

Святитель Митрофаний Воронежский и костромская земля

Святитель Митрофаний Воронежский в 1675-1682 гг. был настоятелем знаменитого костромского Макариево-Унженского монастыря. В жизни святителя эти годы оставили значительный след. Приняв сан воронежского епископа, в 1682 г. Митрофаний прислал грамоту своему преемнику, игумену Ионе, в которой писал: «…а мы за дом Живоначальной Троицы и чудотворца Макария ныне и впредь будем заступать и работать, а милость Божия и Пресвятыя Богородицы молитвы и нашего смирения благословения с вами есть и будет, ныне и во веки…»[1]. В 1703 г. перед кончиной святитель принял схиму с именем Макарий в честь преподобного[2]. В свою очередь в обители хранили память о пребывании здесь святителя Митрофания. После его канонизации в 1832 г. в Благовещенском соборе, построенном при будущем воронежском епископе, был устроен придел Митрофания Воронежского[3].  

Статьи

Русская религиозная философия: единство versus фрагментарность.

 Глобализация предполагает распространение системы ценностей, основанной на процессе потребления, постольку ценность человека в этой системе измеряется, если обратиться к известной дихотомии Э. Фромма «иметь или быть?», именно по шкале потребления, то есть не тем, кто он действительно есть, а тем, что он имеет, какими потребительскими символами владеет. Оказавшись вершиной ценностной иерархии, уровень потребления становится основным показателем, определяющим место человека в социальной структуре, и неминуемо превращается в индикатор его самооценки.