Внешними условиями для претворения формулы в жизнь стали: падение в 1453г. Константинополя, крушение Византийской империи, Православного царствующего второго Рима. На Руси в гибели  православного царства видели, с одной стороны, признаки конца света, с другой стороны – наказание Божие за предательство веры на Ферраро-Флорентийском соборе (1438-1439), провозгласившем унию1.  Очень скоро в Москве было озвучено мнение, что «русский государь призван заступить место византийского императора и что русские люди, призванные занять первенствующее место среди православных народов, вместо греков, ибо суть лучшие христиане, чем сии последние»2.
На Руси этот вывод распространяется в литературных текстах. Например, в  сочинении Искандера  «Повесть о взятии Царьграда», в которой автор, перешедший  из христианства в ислам (по происхождению русский), приводит пророчество императора Льва Мудрого, в котором тот говорит об освобождении Царьграда русскими. В «Сказании о князьях владимирских» русские монахи устанавливают фантастическую генеалогию, в которой, предписывают московским князьям родство с византийскими императорами, которые, в свою очередь, являются потомками правителей древнего Вавилона. Иван Грозный, кстати, утверждал, ссылаясь на «Сказание», что ведет свой род от римского императора Августа. Возводятся храмы святой Софии Премудрости Божией по аналогии с Константинопольской Софией, несущие в себе символ вселенской духовной власти 3.
Политическая концепция московского самодержавия и преемственность Москвы – третьего Рима рождается в монастырях – авторитетных центрах мысли и  просвещения.
В спорах формируется понимание особого характера Московского государства, русского государя, миссии Москвы – столицы Руси в истории человечества.
Следуя этой концепции, в 1472г. московский великий князь Иоанн III взял в жены византийскую царевну Софью Палеолог, племянницу Константина XI, последнего византийского императора, погибшего с оружием в руках во время штурма Константинополя турками. Византийская принцесса, став московской княгиней, вводит придворный византийский церемониал – появляются новые титулы. На печати московского великого князя появляется новая символика - императорский византийский двуглавый орел. Софья своим присутствием легитимизировала  политическую преемственность Москвой наследия погибшего «второго Рима».
Рассматривая отношения государственной (светской) и церковной властей в этот период отметим, что  Русь, принявшая сначала Православие, а затем уже государственную идею «третьего Рима», не знала конфликтов между светской и церковной властью, подобных тем, которые потрясали Западную Европу и Византию. В отношениях властей большую роль играло безусловно благосклонное отношение к Церкви монголо-татарских правителей и подчиненное положение князя. Церковь нуждалась в Москве, оплоте Православия, и последовательно поддерживала политику московских князей, выразившуюся в придании столице княжества вселенский характер. Московские князья нуждались в Церкви, легитимизировавшей  их власть и способствовавшей возвышению Москвы.
Но, во второй половине XV в. происходят события, которые рождают новые отношения между Церковью и князем: Московская митрополия после падения Константинополя становится автокефальной, теряя внешнюю поддержку и авторитет, теряя свое влияние на Киевскую митрополию, теряя свое влияние на светскую власть. Великий же князь московский со времени падения Константинополя и выдвижения идеологемы «Москва – третий Рим»  получает власть и силу, которой он раньше не имел.
Об этом иллюстративно свидетельствует борьба Церкви с ересью «жидовствующих», в котором Церковь, разделившаяся на сторонников преподобного Нила Сорского  - «нестяжателей», последователей «горнего Иерусалима», надмирности Церкви, и сторонников преподобного Иосифа Волоцкого, последователей «византизма», обратилась к авторитету великого князя за разрешением своих проблем.
Борьба с еретиками превращается в один из важнейших в истории Руси споров, в ходе которых вырабатывается концепция власти московского государя, определяется принцип отношения к инакомыслию, нетерпению никакой другой власти, кроме своей. Определяется самодержавие. Как мы знаем, борьба с ересью окончилась тем, что в результате решения великого князя ересь прекратила свое существование. Князь на время отказался от слишком смелых и прямолинейных планов секуляризации монастырских владений, хотя, почувствовав свою власть, усилил власть над Церковью (он уже  назначал понравившихся ему кандидатов на церковные должности, Приказ Большого дворца контролировал управление монастырями и епархиями)4.
В  Церкви, после победы над ересью, восторжествовала идеология «иосифлян».  Их политическая линия  направленная на укрепление  московского самодержавия  более соответствовала новому положению государства, чем гуманизм заволжских старцев с  их мистикой и проповедью отхода от суеты этого греховного мира, с их стремлением создать независимую от светской власти Церковь.
«Политико-социологическая доктрина» иосифлянской школы, ставила своей главной задачей  «идеологическое обоснование абсолютизма, защиту централизации и самодержавия»5.
В русской истории именно преподобному Иосифу Волоцкому  принадлежит роль создателя стройной системы теократического православного абсолютизма, которая подразумевает: обожествление государя и построение отношений между духовной и светской властью. Вот несколько формул которые он провозглашал переведя писания византийского автора VIв.  Агапита: «Царь убо естеством подобен всем человеком, а властью же подобен  вышнему Богу»6.  Далее, он  возглашает: «…слышите, цари  и князи, и разумейте…  вас бо Бог в себе место избра на земли и на свой престол вознес, посади»7.     Определяется и по принципу византийского, тип симфонии, мессианский характер государства, в которой божественный характер власти князя (царя) предопределяет отношения между ним и Церковью.    Цель государства - Православное царство – живая икона Царствия Небесного на грешной земле, где царь принимает на себя и жреческое сложение по образу царя и священника  Мелхисидека. Образ такого государства взят из Византии, где христианские императоры носили официальный титул pontifex maхimus – верховного жреца. Константинопольский патриарх Антоний в своем послании к великому князю московскому Василию Дмитриевичу поучал того: «Святой царь занимает высокое положение в Церкви… Невозможно христианам иметь Церковь и не иметь царя. Ибо царство и Церковь находятся в тесном союзе и общении между собою, и невозможно их отделить друг от друга» 8.
«…Воззрения Иосифа Волоцкого, - писал историк В. Жмакин, - на отношения церковной и государственной власти ставят государство в служебное положение к Церкви, а Церковь в подчиненное положение  к государству, причем государственная власть обращается в блюстительницу всех церковных интересов, за каковую Церковь платит власти отречением от своей свободы и самостоятельности,  делаясь послушным орудием государя»9.
Сформулированное Иосифом отношение двух властей по своему характеру представляют компромисс: государственная власть получает право проникать во все сферы церковной жизни и известным образом влиять на них, считая себя защитницей «третьего Рима».  Церковь, отказываясь от своей самостоятельности и поступаясь некоторыми своими правами в пользу светской власти, приобретает тем самым возможность сохранить за собой  привилегии, которыми ее наделили в прежнее время и которые никогда не входили в круг ее истинного и прямого назначения (в основном это земли). Две власти поддерживают друг друга, черпают силы одна в другой, возникает стабильная система, прочно стоящая на земле и выполняющая дело Божественного Промысла.  Как высокий идеал такой симфонии можно привести слова византийского патриарха Василия Македонянина, написанные им в Эпанагоге, руководстве для судей (IXв.): «Император и патриарх необходимы для государственного устройства так же,  как тело и душа в живом человеке. В связи и согласии их состоит благоденствие государства»10. Не может быть и речи о строгом разграничении функции государственной и церковной власти в «третьем Риме», в Православном царстве.
Иосиф Волоцкий создал теорию могучего самодержавного государства, переписав ее из византийских образцов.  «Иосифлянин», монах псковского Елизарова монастыря, дал этому государству цель. В послании Василию III, сыну Ивана III и византийской принцессы Софьи, Филофей сформулировал мессианскую программу Москвы – первый Рим пал изъеденный язычеством, второй – под ударами неверных, третий Рим – Москва, а четвертому не быть. История завершалась: все православные царства христианской веры сходились в едино царство. А в «богоспасаемом граде Москве  Церковь в Успенском  соборе (московская соборная церковь в реальном и мистическом смысле слова) сияет ярче солнца на всю вселенную»11. Единственная истинная реальная вера – Православие, единственная хранительница  веры – Москва, олицетворяемая самодержавным государем.
Формула Филофея, дословно, вплоть до Петра I, входила в чин венчания московских царей. Церковь дала идеологию государству, указала ему путь империи, путь Православного царства, путь духовного и территориального роста, тем самым определив его высокое мессианское значение.
В 1492г. митрополит Зосима в составленном им пасхалии называет Иоанна III «государем и самодержцем всея Руси, новым царем Константином в новом граде Константина Москве, всей русской земли и иных многих земель государем»12.  Спустя три десятилетия церковная формула становится официальным титулом московского государя. Традиционной внутренней политике «собирания власти», соответствует теперь  традиционная внешняя политика, имевшая, прежде всего,  целью - «собирание Руси», т. е. всех православных в единое царство, с центром в Москве. Все Православие сходилось в Руси. С точки зрения государства – это миссионерское собирание земель под лозунгами изменения центра вселенского Православного царства (по примеру Византии), т.е. эстафета империи. Лозунг «собирания земель» можно назвать институциональным подходом, в соответствии с которым устанавливаются два принципа – принцип постепенного отделения института Церкви от института власти и принцип верховенства политической власти по отношению к власти духовной в общей системе государственности и ее структур.
О пагубности симбеоза властей, провозглашенного «иосифлянами»,  который в конце концов приведет к абсолютному самодержавию, предупреждали «нестяжатели». Они считали, что власть князя, даже в светских делах, не говоря уже о церковных, должна быть ограничена высшим моральным законом.  Ведь духовную власть следует понимать еще и в широком смысле – как власть духа. Известно, что престол в душе человека никогда не бывает пуст: там или Бог, или его противоположность. Государственная власть может руководствоваться либо властью духа Божьего, либо духа языческого, антихристова. Эти два духа, отражаясь в государственности, противостоят друг другу духовно и политически.
Конечно, если политическая власть делает свой выбор в пользу Бога, подчиняя себя Его власти, и рассматривая свое предназначение как особую ответственность перед Ним, как форму послушания, сродни монашескому, как несение креста, тогда возникает тот идеал, который исторически называется священной государственностью. С этих позиций политическая власть – это многотрудный и скорбный путь, полный лишений и испытаний, сопряженный с самоотречением и жертвенностью ради веры, народа и Отечества. И, понимая это, верующий человек не может к ней сам стремиться. Поэтому и говорят, что на Руси традиционно к власти не приходят – к власти приводят.  Ведь: «Вышний владеет царством, и емуже хощет дает е», - говорится в акафистном песнопении посвященном Божией Матери Феодоровской, покровительнице Дома Романовых13. На этом духовном идеале  должна была строиться священная монархическая государственность, Российская империя. Тогда верховная власть сродни служению церковному, служению литургии. Ну, а если человек не справился со своими греховными страстями и наклонностями?
Критиком доктрины теократического абсолютизма выступал преподобный Максим Грек. Но к его мнению и мнению его последователей не прислушивались. Не только критика, но и сомнение в  божественном характере государевой власти стала восприниматься московским князем как удар не только по его личному авторитету, не только по доктрине «третьего Рима» -строительства империи, но как  противодействие Богу, поставившему князя, как своего служителя, как верховного жреца. Как показательный пример этому - действия Ивана III, который уже  не считался с мнением митрополита, ходатайствующего о милости по отношению к князю Андрею Углическому.    Все большее значение в качестве творческой силы права приобретает воля государя. Изданный в 1497г. Судебник (сборник законов) по содержанию уже беднее «Русской правды» (судебного кодекса X-XI вв.). Великий князь олицетворяет государство, которое является его вотчиной, по отношению к которому все подданные – холопы. Основой московского политического порядка становится распределение между подданными князя обязанностями, которые не были связаны с правами. Это означало провал духовной симфонии, провал соборности, провал идеи, где высокое христианское служение понималась как основа государства.
При Иване Васильевиче Грозном идея третьего Рима приобрела реальную почву – Московское царство. Помогал ему в идеологическом построении государства митрополит Макарий, который был горячим «иосифлянином», проповедником самодержавия. Видный дипломат Федор Карпов, проводник идеи абсолютизма власти царя, считал, что царь своими действиями должен добиваться «общей пользы» и ради нее  может использовать «грозу закона и правды»14. Церковь слабела. При  Иване Васильевиче рост церковных землевладений прекратился.  Церковь потеряла «тарханы» - грамоты, которые освобождали ее от уплаты налогов. Царь лишил ее привилегии, которую она получила еще в татарские времена.
После событий 1564г., отъезда царя из Москвы в Александровскую слободу, были озвучены его требования – неограниченная власть, отказ духовенства от исконного права «печалования» - права вступаться за опальных. Самодержавная власть Ивана станет образцом для всех будущих русских царей. Способствуя централизации власти, концентрации ее в своих руках, Иоанн был твердо убежден, что воплощает божественную власть на земле.    Для этого он отрицал как свое русское происхождение, так и официальную Церковь – он создает свой духовный орден - опричнину. Царь, претендующий на самодержавность и вселенскость, потомок Августа, мощи  и силы первого Рима (языческого), видел себя иностранным принцем – немцем, управляющим страной с чуждым ему народом. При нем Московское государство становится фактически империей. По благословению митрополита Макария, и при ближайшем участии  царского духовника Андрея (Афанасия), была составлена Степенная книга, которая представляет историю Руси как историю установления Православного царства. Русский народ, утверждают авторы Степенной книги, является народом исключительным, единственным: Русь - Новый Израиль. История русского народа имеет вселенское значение. Но при этом  утверждении, распадается священная двоица - союз царя и митрополита, распадается вселенскость Москвы как Православного царства, распадается и сущность империи, которая заключается в симфонии пространств, народов, культур и религий. Иван не терпит ничьей власти,  кроме своей. Колебания царя  между двумя началами – самовластный хозяин и носитель верховной государственной власти – «привели государство к глубоким потрясениям, а династию собирателей – к гибели»15.
Осознавая пагубность «идеи Москвы как третьего Рима», всю ее гордость, разрушительные последствия, в среде, опять же монастырской, возникает идея сакрализации империи: «Москва – Новый Иерусалим». Обе идеи имели своим основанием рост могущества Московского государства. Однако если тезис о «третьем Риме»  предполагал преимущественно государственно-политическое возвышение Руси как единственно православной мировой державы, наследницы павшей Византии –«второго Рима», то тезис о «Новом Иерусалиме» подразумевал высоту  христианского благочестия Святой Руси и ее столицы как фактического центра Православной Вселенской Церкви. Появляется мысль о создании собора по образу храма Воскресения Христа в Иерусалиме Палестинском. Это были разные духовно-творческие замыслы, не связанные друг с другом, но могущие друг друга дополнять.
Учреждение патриаршества  при сыне Ивана  Федоре 26 января 1589г. возведением митрополита Иова, гармонично соответствовало идее третьего Рима, и указывала на роль России  как оплота истинной Церкви: «Ветхий Рим падеся аполинариевою ересью…второй же Рим, иже есть Константинополь… от безбожных турок обладаем, твое же, о благочестивый царь, великое российское царствие в едино собрана, и ты един под небесем христианский царь…»16.  При Борисе Годунове возникает  проект постройки «Иерусалима Нового» на месте Успенского собора в Кремле. Идея «Москва – Новый Иерусалим» была провозглашена.  «Эта идея – писал Р. Г. Скрынников,- отразило новое соотношение сил внутри Вселенской Православной Церкви»17. Ломать для этого святыню Успенского собора – образ Вселенской Церкви и знамение Москвы как «третьего Рима» представлялось невозможным. Но, возможным была синергия, соработничество двух тезисов, их симфония, их взаимопроникновение.            В этот период еще продолжилась характерная для времен Стоглавого Собора симфония духовной и государственной властей. В  чине поставления нового царя на царство (Венчании и Миропомазании)  происходила сознательная ориентация на чин византийских василевсов. 3 сентября 1598 года Борис Годунов стал первым русским царем, венчанным на царство одним из пяти патриархов Вселенской Церкви. Неудивительно поэтому, что Посольская книга по связям России с Грецией зафиксировала обращение к русскому царю как к царю России – третьего Рима и Нового Иерусалима («Богом поставленному и Богом избранному самодержцу святому царю всеа Руси и всех благоверных христиан»), а патриарх Иерусалимский Софроний V писал в письме Борису, что «кроме Бога инаго помошника не имеем и заступника и покровителя во днях сих, и на тебя возлагаем все наше упование и надежду»18. Утверждение праздника Обновления храма Воскресения Христова в Иерусалиме (Воскресение словущее) принадлежит святому византийскому императору Константину. А,  еще раньше,  царь Соломон, правление которого было расцветом древнееврейского государства, стал основателем иерусалимского храма – по образу и подобию Скинии, внутренней частью которой и была та Святая Святых, которую хотел воссоздать Борис. Характерно, что после смерти русского царя, как и после смерти царя Соломона, наступает Смутное время (см.: 3 Цар. 12 и далее). Именно в X веке до Р.Х. происходит разделение Иудеи и Израиля, начинается поклонение Ваалу, а в 722 году до Р.Х. Самария оказывается захваченной Ассирией, и Израиль прекращает свое существование.
Но аналогии с замыслом царя Бориса есть не только в истории предшествующих цивилизаций, но и в последующей истории России. Хорошо известен Новый Иерусалим под Москвой, созданный с той же целью: «перенеся» сакральные для христианства места и символы из Святой Земли и Византии на Русь, подчеркнуть и прославить духовную славу русской цивилизации. Между тем замысел патриарха Никона воплощенный в строительстве Нового Иерусалима под Москвой – самобытное повторение (спустя полвека) замысла Бориса Годунова, который первым синхронизировал храм Гроба Господня в Иерусалиме и храм в Москве.
Точно также и храм Христа Спасителя, помимо позиционирования как памятник изгнанию «двунадесяти языков» в 1812 году, проектировался, создавался и обустраивался при Николае I именно под влиянием формулы «Православие. Самодержавие. Народность», а при Александре II и Александре III – как центр православного паломничества в Святую Землю и Византию. Таким образом, именно царь Борис Годунов был первым русским самодержцем, который попытался внутреннее, духовное осознание сакрального преемства Древний Израиль–Рим–Византия–Россия закрепить внешне – посредством грандиозного архитектурного проекта.
Конечно же, Россия, разоренная войной и опричной политикой в XVI в. не могла претендовать на мировую империю и роль Вселенского Православия, но доктрина «третьего Рима» и не была требованием сиюминутной политики – она выражала глубокое убеждение в  историческом, Божественном, предназначении России, ее имперской государственности, представляя собой могучий духовный стимул, игравший важнейшую роль в будущем страны. Приведем аналогию. В начале 20-х гг. XXв. Россия переживала последствия Смутного времени, и тогда уже раздавались голоса о том, что третий Интернационал не что иное, как ипостась третьего Рима19.
Утвержденное при царе Феодоре государственное образование, при соборном выборе юного боярина Михаила Романова, казалось бы, нашло свою гармонию. И надежды на Новый Иерусалим были, как мы видим, не беспочвенны.  Карамзин пишет: «… Единодушно наименовали Михаила самодержцем, монархом неограниченным… воспламененные любовью к отечеству, взывали только: «Бог и государь»20.  В то же время, и его отцу, митрополиту Филарету, возведенному после возвращения из плена в патриаршее достоинство вселенским патриархом Феофаном был дан титул «великого государя» (современником Филарета был Ришелье).  Царствование Михаила и его отца - пример божественной двоицы, симфонии. Но при этом надо учитывать нюансы. Л. Гумилев дает оценку правлению первого Романова: «Выбор был крайне удачен, ибо, процарствовав с 1613 по 1645гг., сам Михаил ничего не предпринимал…работу по устроению государства выполняли земские соборы»21. Михаилу очень помогал авторитет отца, патриарха, взявшего на себя основную тяжесть правления. Государство стремилось контролировать все, управлять всеми сторонами жизни. Было принято множество законов, организующих административную структуру, прежде всего, центральную бюрократию. Но, одновременно, огромные области, находившиеся в управлении патриарха, монастырские владения, вотчины митрополитов освобождались от податей. Происходит усиление государственной власти. Но вместе с тем, пока был жив патриарх Филарет, паритет властей сохранялся, хотя чаша весов уже склонялась в сторону возвышения государства, в сторону единовластия. Рим наступал на Иерусалим.
С 1625г. царь официально принимает на себя титул самодержца.
Весь XVIIв. будет временем поисков монархами путей сохранения абсолютной власти и искоренения путей к ее ограничению. Если в начале XVI в. предсказания инока Филофея были выражением безумной мечты, иррациональной веры в  Божественное предназначение, в избрание столицы небольшого княжества, затерянного в лесах, центром истинно христианской империи, то в  середине XVII в., после всех потрясений, пережитых Московским государством, появляется материальная основа, позволяющая верить в возможность реализации пророчества. Ее изложил в лаконичной формуле Василий Ключевский: государство тучнело, народ хирел22.
Николай Бердяев, говоря о провале «идеи Москвы как третьего Рима», объясняет, что эта идеология «способствовала укреплению и могуществу Московского государства, царского самодержавия, а не процветанию Церкви, не возрастанию духовной жизни»23.  Почему же так происходило? Бердяев говорит, что мессианство вселенского православного царства терялось,  во главу идеи становится мессианское призвание русского народа связанного неразрывно с государем: « Русское религиозное призвание, призвание исключительное, связывается с силой и величием Русского государства, с исключительным значением русского царя»24. Историк И. Забелин видит причину краха идеологии «третьего Рима» в исконных родовых, семейных  отношениях – отношениях отца и детей, опекуна и опекаемых. «Родовое начало, - писал он,- остается нашим нравственным и политическим воздухом, которым мы жили, дышали в течение всей нашей истории»25.  Справившись с многочисленными врагами-изменниками, царь Иоанн Васильевич Грозный не справился сам с собой. В его служении  государственного предстоятеля единственной оставшейся православной цивилизации идеал православного правителя «третьего Рима» стоит далеко от реального воплощения этого идеала: царь был не самодуром, а человеком, неверно интерпретировавшим свой идеал и веру. Вот почему царь Иван Васильевич Стоглава превратился в Грозного царя опричнины, в личности которого произошел крах лелеемой им идеи «третьего Рима». То же, можно сказать и о России: достигнув пика развития, отрефлексировав собственную национальную идею, она не уделила должного внимания тому, что подобное высокое служение есть не только достоинство, но и величайшая ответственность, которая налагает соответствующие духовные, культурные и государственные обязательства на каждого представителя русской нации. Кризис в начале XVII века стал кризисом несоответствия высокого служения и личностного уровня многих представителей русской нации. Духовная подоплека Смуты заключалась в том, что к началу XVII века Россия одновременно переживала эпоху своего расцвета и входила в период предвозвещенного надломом опричнины упадка: наряду с высочайшими достижениями наблюдался регресс общего духовного уровня нации. Это, в частности, выразилось в том, как легко произошел отказ от собственной веры и своей, русской династии26, отказ от национальной самобытности: достигнув пика развития, Россия не оценила в должной мере то, что имела…  Иван Грозный понял свою ошибку, свидетельством чего является знаменитый Синодик; русский народ также покаялся, свидетельством тому – очищение России от интервентов, избрание Михаила Романова и Разрешительная грамота 1607 года, которая, что парадоксально, почти неизвестна исследователям.
Но что-либо исправить никто уже не мог и не хотел. Великий разлом не заставил себя ждать. Царь Алексей Михайлович твердо верил в богоустановленность и даже богодухновленность своей власти. Мягкий и отзывчивый человек, он резко отрицал наличие каких бы то ни было прав у государевых людей, всех жителей Московского государства. Народ имел такое же представление о царе, видя в нем источник высшей справедливости. «Кого не слушаешь? – упрекал царь боярина, не выполнившего царского указа, - самого Христа?»27. Уложение 1649г. стремилось улучшить деятельность старой государственной машины путем увеличения контроля, подчинения всех государственных функций надзору, а не к духовному единению власти и народа. Начинается медленный переход – он будет завершен при сыне Алексея, Петре – к новой форме государственного управления, к полицейскому государству. Его главные черты: правительственная опека и полицейское вмешательство во все области жизни, подчинение экономики казне, наличие широко разветвленной бюрократии. Полицейское государство не только устанавливает правовые нормы, но и берет на себя заботу о благополучии подданных. Например, предписывалось хождение в церковь и число говений в году.
Ярким примером крушения идеала «третьего Рима»  явился конфликт между государственной властью в лице царя Алексея Михайловича  и патриархом Никоном. В нем отразились главные вопросы русской жизни: место и характер веры, отношения между Церковью и государством, роль Русского Православия, борьба старого и нового, отношения к науке и искусству.
Форма, которую принял конфликт, разоривший Православную Церковь и государство, был результатом личных отношений патриарха с царем. Первоначально Алексей Михайлович ставит рядом с собой патриарха, потому что беспредельно верит в него, доверяет ему, любит его. Никон титуловал себя: «Велий государь, старейший Никон, архиепископ московский и всея Великия, Малыя и Белые России и многих епархий, земли же и моря сея патриарх»28. Алексей Михайлович считал себя не только царем всея Руси, но царем вселенским, царем всего православного Востока.  В этом его с энтузиазмом поддерживал Никон, продвигающий идею Вселенского Православного царства, идею «Нового Иерусалима». Внесение поправок в богослужебные книги виделось Никону важной мерой устранения  разногласий с Греческой Церковью, возникших в результате ошибок в русских священных книгах. Противники Никона считали падение Византии наказанием за согласие на объединение Церквей, поэтому Греческую Церковь не хотели рассматривать как авторитет и считали, что греки должны были перенять русские обряды. Патриарх же искал путей превращения Русской Церкви во Вселенскую Церковь. Осуществлением идеи «третьего Рима», он видел выход за пределы Москвы, привлекая в нее все, что может способствовать ее укреплению, расширению влияния и власти Русского Православия, русской веры трансформированного и имеющего Вселенский характер. Для воплощения своего идеала, видя пагубность имперского Рима, он выводит Воскресенский монастырь – Новый Иерусалим из Москвы. На поверхности шел религиозный спор, а в глубине – спор каким быть русскому государству. Москва шла к империи, к «третьему Риму», старообрядцы уводили государство в сторону, отвергая под предлогом защиты «старины» динамику расширения границ и развития. Плита,  лежащая в Воскресенском соборе Нового Иерусалима возвещала – «Здесь центр земли»29.  Для Никона было несомненно, что центр земли находится в Новом Иерусалиме – «третьем Риме».  Рим он понимал как  соединение двух образов, идеально, по его мнению, сложившихся в Константинополе – иерусалимского и римского, соответствовавшее двуединству духовной и плотской природ в человеке, двуединству  церковной и государственной власти в христианском человеческом обществе. «Вынесенный из Москвы Воскресенский монастырь означал также, что.. «Новым Иерусалимом», «Царством Божиим», началом Царства Небесного является в России Церковь, ее православное духовное благочестие, а не вещественная земная столица, хотя она и представляет единственную в мире православную державу, ибо в последнем значении Москва – «третий Рим»30 . Целью его было превращение Москвы  в столицу Вселенской Православной Церкви. Помощь греков была нужна для ее достижения. Старообрядцы же защищали, не щадя жизни концепцию, которая провозглашала: Православная вера есть русская вера, не русская вера – не Православная вера. Это этнотизирование, национализация идеи вела к краху как идеи «Нового Иерусалима», так и «третьего Рима».
Это был отказ от вселенской империи. В одном из посланий царю, протопоп Аввакум убеждал  его отказаться от греческого языка: «Ты, ведь, Михайлович, русак, а не грек. Говори своим природным языком; не унижай его ни в церкви, ни в дому, ни в простой речи…Любит нас Бог не меньше греков: предал нам и грамоту нашим языком через Кирилла и Мефодия. Чего нам еще хочется лучшего того? Разве языка ангельского? Да нет, ныне не дадут до общего Воскресения»31.  В 1937г.  Николай Бердяев, подчеркивая сакральный характер Московского царства,  писал: «Московское православное царство было тоталитарным государством» 32, в котором царь не только должен управлять государством, но и спасать души, подчеркивая этим неразрывность связи Православия и царства, веры и власти. Истинный царь был хранителем веры. В сознании народа царь Алексей Михайлович, посягнувший на древние обряды, не мог быть подлинным царем. В сознании народа царь теряет свою божественную сущность, свою служебную сакральность.  Властью овладевает антихрист. Происходит разрыв «тотальности», органической власти между властью и верой.
Добавим к вышесказанному, что Московское государство, видевшее себя «третьим Римом» и одновременно Царством Христовым (Новым Иерусалимом), царством правды, но в реалии стало государственной властью, управлявшей неправдой. Раскол нанес первый удар идее Москвы как Нового Иерусалима так и «третьего Рима», идее слитности двух царств в одном. Второй удар был нанесен реформой Петра Великого. Рядом с факторами религиозными и политическими выступали факторы психологические, персональные.  В предисловии к исправленному Служебнику 1655г. о царе Алексее и патриархе Никоне говорится как о «богоизбранной и богомудрой двоице»33, за которую «вси живущие под державою их…и под единым их государским повелением утешительными песньми славити имут воздвигшего их истинного Бога нашего»34.  Но, двоевластие в Московском государстве всегда означало смуту. Суд над патриархом, на который призваны потерявшие власть патриархи Востока – не только крушение союза «богомудрой и богоизбранной двоицы» - это крушение Вселенского Православного царства, Нового Иерусалима - Нового Израиля, которое склонилось перед имперским государством, перед Ваалом. Духовно-смысловым центром, узлом  XVII в. явился имеющий сакральную и эсхатологическую суть – Большой Московский собор 1666г.35, осудивший как патриарха Никона, так и его противников – старообрядцев.   Всех тех, кто ревновал об укреплении Церкви, о Святой Руси как норме жизни всего российского общества. До этого, Россия пережила Смуту и феномен самозванства – явление «лжецарей», прообразов последнего «лжецаря» и «лжемессии» - антихриста. После этого, Россия переживала великий раскол между Церквью и государством. Раскол внутри Церкви и начало царствования Петра I, человека, который в концепции «третьего Рима» навсегда покончил с идеей «Нового Иерусалима» как духовного содержания этой концепции и предпочел идеи, укладывающиеся в понятие «Вавилон»36, навсегда расколов русское общество на две почти несовместимые части. Произошло нечто сопоставимое с концом мира: кончился мир русской жизни, в котором идеалом  всего общества была Святая Русь (с 988г.), как  идеал устремления в рамках земной жизни к святости, к горнему миру, к «Иерусалиму новому» (Откр.21.2). Половина русского общества пошла в противоположном секуляризации жизни и культуры направлению. Результатом раскола была потеря Церковью политической роли, которую она играла много веков. Она еще сохраняет некоторые привилегии: имущественные, право суда. Решительный Петр I завершит полное подчинение Церкви государству. Причиной ослабления Церкви было усиление государственной власти, которое  в свою очередь было функцией слабости Церкви. Отпадение горячее верующих людей означало внутреннее ослабление религиозного рвения среди тех, кто оставался в «ограде Церкви». В соответствии с институциональным подходом власть духовную со времени Петра (по примеру Запада), отождествили с социальным институтом в общем ряду других социальных институтов, по сути, приравнивая ее к ним и не выделяя ее. Взаимоотношения политической и духовной власти сведены к формальным юридическим нормам. И в этом смысле духовная власть отождествляется с Церковью, а Церковь понимается с правовой точки зрения как организация, подобная другим организациям. Институциональный подход строится на светском отношении к Церкви со стороны политической власти.
Надо сказать, что удар,  нанесенный расколом идее «третьего Рима»,  не разрушил ее окончательно. Идея трансформировалась в сторону государственного мессианства. Пророчество Филофея, ставшее идеологическим обоснованием тесного союза между государством и Церковью, было благотворно для обоих, способствовало их возвышению. Государство извлекло из союза с Церковью все возможности, какие давало сотрудничество, но когда партнер ослаб, отвело ему служебную функцию.
В начале следующего века московское государство станет официально Российской империей. Москва уступит место новой столице «третьего Рима» - Санкт-Петербургу. Главному храму  - Исаакиевскому собору, посвященному святому Божьему человеку, но не Богочеловеку – Христу. Храм это посвящен западной архитектуре – Риму первому.
Преобразование доктрины будет завершено: в определении «Православная Россия», главным станет - Россия, т.е. государство. Идеологическую линию продолжат славянофилы и западники, панславянисты. Во внутренней формуле «Православие, Самодержавие, Народность», ревнители имперской идеологии решали, что нужно в первую очередь ставить государство: «Самодержавие, Православие, Народность».  У последователей же национальной идеи лозунг звучал как: «Народность, Самодержавие, Православие».  В 1993г. писатель Ю.Сергеев объявит: «Россия – вот наша вера!... Бог хочет, чтобы Россия возродилась, это мозг и сердце планеты»37.
Ю. Крижанич, писатель XVII в.,  в своем сочинении «Политика» открыл еще неосознанную славянскую миссию России (панславянизм). В его глазах эта миссия имела предназначением спасение славянских народов, а в первую очередь – спасение русского народа, оказавшегося  во второй половине XVIIв. перед страшной опасностью быть зараженным чужеземным влиянием. Своим сочинением он принес русский национализм38.
Источником могущественного идеологического воздействия формулы Филофея была ее простота: два Рима пали, третий – Москва – стоит, четвертому не бывать. Будущее не имел тайны, все было ясно. Простота и ясность была связана прежде всего с тем, что «Москва стоит», т.е. не только существует, но растет. Московское царство не переставало двигаться, распространяться, раздвигать свои границы все дальше и дальше. Оно должно быть Вселенской империей, несущей миру свет Православия, защитницей веры. Московское государство называли «литургическим»: все члены общества должны служить Православному царству как жизнью, так и имуществом.
Но внешняя экспансия привела Москву в соприкосновение с противником.  Нарастал конфликт между традиционным московским укладом и необходимостью развития государства. Конфликт – страх перед чужеземным влиянием, угрожавший чистоте Православия. Для Ю. Крижанича не Православие (сам он был католиком), а славянство было фактором, определявшим уникальность Руси. По его мнению, только самодержавие позволит  уничтожить источник всех зол – плохие законы. Самодержавный царь может провести необходимые реформы избавив тем самым Россию от всех зол. Самодержавие, со свободами «пристойными  и умеренными», возвещает идею просвещенного абсолютизма». Но славянская идея, концепция славянского царства не получила того значения, о котором мечтал Крижанич, ибо вступила в противоречие с имперской идеей, ограничивало ее. Москва – третий Рим, не могла довольствоваться только славянскими народами, она видела себя в центре православного мира, в центре Вселенной.
Идею западной империи воплощал Петр. Вольтер написал: «Наконец родился Петр, и Россия приобрела форму»39.  В народе снова стало бытовать мнение, что царь ненастоящий - его подменили немцем, антихристом. Карамзин делает вывод: «мы стали гражданами мира, но перестали, в некоторых случаях, гражданами России». И далее он пишет: «Пылкий монарх с разгоряченным воображением, увидев Европу, захотел сделать Россию - Голландиею»40.  После подписания Ништадского договора Сенат принял решение преподнести Петру титула Великого, отца отечества и императора Всероссийского. Примечательным был выбор не греческого, но римского титула: третий Рим утверждал свою преемственность от первого, языческого. Государь именовался теперь: император и самодержец всея Руси, Москвы, Киева, Владимира, Новгорода, сохранив титул царя только по отношению к бывшим татарским землям – Казани, Астрахани и Сибири. Это значило, что нет больше царя – есть всероссийский император.
Государственная власть становится империалистической в двух смыслах этого слова: она захватывает в свои руки все области общественной жизни и новые территории (государства) для развертывания своей деятельности.
На желание иметь патриарха Петр ответил  Духовным регламентом составленным Феофаном Прокоповичем. Регламент, по сути, содержал требование принять новое, не церковное мировоззрение. Руководство Церковью переходило в руки Синода, члены которого приравнивались к чиновникам всех светских учреждений. Идея Православного царства стала лишь вывеской. Чиновники давали присягу царю и обязывались беспрекословно выполнять его предписания. Синодский указ предписывал священникам доносить властям об изменнических или бунтовских  намерениях, выраженных во время исповеди. Н. Карамзин писал: Петр объявил себя главой Церкви, уничтожив патриаршество, как «опасное для самодержавия неограниченного»41.
Учреждение в 1589 г. патриаршества в Москве было официальным знаком принятия византийского наследства. Ликвидация патриаршества свидетельствовала о том, что император всероссийский не нуждается в посреднике между Богом и собой. Воинский устав 1716г. декларировал: «Его Величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответа дать не должен, но силу и власть имеет свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воле и благомнению управлять»42.
Царь и патриарх –богоизбранная и богомудрая двоица – были высшей государственной властью в Московском государстве. В Духовном регламенте 1721г. отмена патриаршества объяснялась тем, что «простой народ не ведает, как разнствует власть духовная от самодержавной» 43 .Чтобы не был путаницы, император объединил в своих руках власть светскую и духовную. Петр менял административную систему управления, и одновременно устанавливая вместо византийского строя церковной империи (православного царства) строй Римской светской империи (не царства и не православного). Патриарх, мешавший монарху быть абсолютным владыкой, должен был уйти. По мнению императора, каждый гвардейский офицер мог руководить Церковью. Петр мог сказать: государство это я  с еще большим основанием, чем Людовик XIV, ибо русский царь мог добавить Церковь- это тоже я. «Петр,- писал Г. Вернадский, объясняя смысл его церковной реформы, - по своему душевному укладу был типично русским человеком, но по своему религиозному мировоззрению он не был типично русским царем»44.
Со времен Петра Российское государство в своем идеологической концепции никогда не отказывалась от идеи «третьего Рима». Но трансформировав религиозную идею в идею сильной государственной власти, она потеряла ее смысл – Царства Божия на земле.  И хотя императором Александром I для поддержания мира в Европе был создан Священный Союз, как прообраз великой  империи, хотя пришло освобождение славянским народам при Александре II, но имперский период российской государственности стал периодом заката соборного начала в духовной, церковно-религиозной и светской жизни. После ликвидации крепостного права, борьбы с монашеством  и монастырями самодержавие было обречено. Была потеряна идея семьи. После этого самодержавие могло трансформироваться в парламентарную монархию, могло погибнуть. Как это и случилось. Василий Ключевский писал: «Павел, Александр I и Николай I владели, а не правили Россией..»45 . Александр II, преодолевая внутренне сопротивление, осуществлял реформы, надеясь, что они помогут восстановить мощь империи, престиж России на международной арене. Высший бюрократический аппарат подчинялся воле государя, понимая, что своими руками ломает систему идеального самодержавия.
Император Николай II, зная историю, понимал необходимость восстановления мировоззренческого единства народа, единства его нравственных и религиозных идеалов, его самосознания и чувства долга. Единственной силой, способной на это была Православная Церковь. Государь решил, что сначала должны быть восстановлены соборные начала в церковной жизни, а затем, опираясь на ее поддержку  - и в общественно-государственной деятельности. Первым этапом восстановления империи по византийскому образцу – собор церковный, затем земский, «новый Иерусалим», затем «третий Рим».  Ведь под «третим Римом» он понимал не националистический и государственный мессианизм, но послушание данное Российскому самодержцу Богом. Ведь он, зная прекрасно все эсхатологические и мессианские пророчества, прекрасно понимал, что  с завершением существования третьего Рима, которому рано или поздно суждено будет встретить антихриста  лицом к лицу, неизбежно наступит конец времен46. Так писал Филофей: « блюди  и внемли благочестивый Царю, яко вся хрестианская царьства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша. А третий стоит, а четвертому не бытии…»47. На русского государя, помазанника Божия была возложена миссия Удерживающего (2 Фес.2,3-8) мир  от падения в бездну.
Понимая, что никакой Земский собор невозможен без единения с Церковью, государь был готов произвести грандиозные перемены во всем строе церковно-государственной жизни.  «Речь шла о перестройке всего государственного здания на духовных началах, причем успех намеченного плана всецело зависел от удачного выбора патриарха, т. к. помимо своих прямых обязанностей по возглавлению Церкви, он привлекался, вместе с лучшими выборными людьми Русской земли, в лице Земского собора, к участию в управлении государственными делами, как это было в старину»48 . В марте 1905г. государь сообщил членам Священного Синода о своем решении, и в качестве кандидатуры патриарха предложил себя, оставляя престол сыну, при регенстве императрицы. Но члены Синода не смогли оценить благотворность перемен.
Вступая в  Великую Мировую войну ХХ столетия (1914г.) Россия воевала отнюдь не просто против Германии. Она воевала против Западной языческой цивилизации,  она выполняла свою мессианскую задачу, она несла свою освободительную миссию странам Востока.         
« На настоящую войну наш народ взирает, как на освобождение христианства от ига еретиков и магометан, а конечную цель ее видит в освобожении Священного Царьграда с церковью св. Софии и Иерусалима с Господним Гробом»49. Так Ф.М. Достоевский раскрывая миссию России писал: «Восточный вопрос – это чуть не вся судьба наша в будущем… В нем окончательное столкновение наше с Европой, и окончательное единение с нею, но уже на новых, могучих, плодотворных началах»50. 8 августа 1914г. принимая членов обеих палат парламента в зимнем дворце государь сказал: «Тот огромный подъем патриотических чувств, любви к Родине и преданности престолу, который как ураган пронесся по всей земле нашей, служит в моих глазах – и, думаю, в ваших –ручательством в том, что наша великая матушка Россия доведет ниспосланную Богом войну до желаемого конца», - и закончил словами уверенности, что «все, начиная с меня, исполнят свой долг до конца. Велик Бог земли Русской!»51.
В отличие от так и не состоявшегося Земского собора (трансформированного затем в Учредительное собрание), церковный собор состоялся в 1917-1918гг. Он привел, избрав патриарха, церковное устроение в соответствие с многовековой канонической традицией Вселенского Православия, предопределил духовную стойкость Российского государства перед лицом богоборческих гонений советской эпохи. Но противостоять катастрофе, поглотившей русскую православную государственность не смог даже он.  «Держа победу уже в руках, - писал в своей книге «Мировой кризис»  о крушении  России в 1917г У. Черчилль, - она пала на землю, заживо, как древле Ирод, пожираемый червями»52 .
В конце 40-х   И. Сталин, как человек, хорошо знавший духовные основы истории, пытался сделать Москву «Русским Ватиканом». В книге воспоминаний митрополита Евлогия (Георгиевского), описаны его настроения во время шествия воинов – освободителей Европы: «Огромная непобедимая Россия, от Ледовитого океана до Индийского (мечта!), гроза пограничных сильных держав, покровительница малых, сестра родная всех славян…и  Москва – кто знает! – быть может, всемирный центр Православия…»53 . Начиная с 1946г. стали осуществляться планы по проведению в Вселенского собора, намеченного на 1948г. для «решения вопроса о присвоении московской патриархии титула вселенской». Начиналось воплощение мечты о «третьем Риме» - «Новом Иерусалиме». Но в той ситуации Церковь находилась отнюдь не в симфонии с государством, а играла лишь одну из важных ролей в «большой политике», была лишь «одним из важнейших инструментов в реализации наступательной стратегии СССР».
Но, несмотря, ни на что, идея «третьего Рима» - «Нового Иерусалима» жива. Она всегда востребована и только ждет своего часа, который наступит при возвращении народа в Церковь, при принятии соборных основ государства, при симфонии государства и Церкви. «Когда окончатся страдания твоя, - пророчески говорил на Всезарубежном соборе 1937г. святитель Иоанн Шанхайский, говоря о том, что русское рассеяние познакомило  с Православием весь мир, - правда твоя пойдет с тобой и слава Господня будет сопровождать тебя. Тогда возведи окрест очи твои  и виждь: се придут к Тебе от запада, и севера, и моря, и востока чада твоя, в тебе благословящая Христа во веки»54 .
Эти слова свидетельствуют о том, что Россия, как преемница Российской империи может «воскреснуть» и найти свое  место и роль в истории только тогда, когда в симфоническом  и соборном единении государственной и церковной власти, управляющих структур и народа, объединенных единым служением Богу, она вновь изберет Царство Христа Спасителя.
Прикровенное существование «третьего Рима» («а четвертому не быти…») по о. Сергию Булгакову «подобно Китежу, скрывшемуся под воду»55, началось с расстрелом царской семьи. Бремя несения креста Удерживающего (Фес.2, 3-8) взяла на себя Божия Матерь. Знамением чему было явление  в день отречения государя чудотворного образа Богоматери Державной в                  с. Коломенском под Москвой. Царица Небесная была изображена на этой иконе как Царица земная.
Неисстребима идея Руси как Иерусалима. И вот новое тому подтверждение, ярко выраженное академиком Курбатовым. «Упасть- то занавес упал, и историю поувечил, - писал в он своих размышлениях о судьбах Русской истории,  - но просвет с «той стороны» все пробивается полоской живого огня. Хватило бы только ума хоть сейчас понять, что свет этот не пресекся только на ширину оставшейся в живых Церкви и только с опорой на нее и может быть вновь поднят»56.
Хочется закончить повествование о имперском пути России словами духовного писателя А. С.Глинки-Волжского, который накануне Первой мировой войны писал: «вся русская история – история Святой Руси –только все еще тянущаяся и доселе страстная седмица; путь грядущих судеб, чаемых, идет все дальше, но дальше – в глубь святых страстей, в тишину тайны Голгофы, - и суждено ей воскресение в последний день»57.

Примечания

1. Имеется ввиду отпадение через Флорентийскую унию (1439г.)  Византии  от православия, а потом в 1453г. падение Империи. Все это, а так же завершение круга Пасхалии, составленного до 1492г., усилило в Православном мире предчувствие приближения конца Вселенной. В Соловецкой Пасхалии против 1492г. написано: «Аки в распятии Христове сей круг бысть, сие лето и на конце явися, в нем же чаем и всемирно Твое пришествие…» //Православный собеседник. Ч.3.1860.С.368.
2. Голубинский Е. Е. История Русской Церкви. М., 1880-1916.Т.2. С.464.
3. Отсюда – София Киевская, София Новгородская, софийный владимирский Успенский собор, софийный Успенский собор в Москве – т. е. главный храм Церкви. Такие столицы как Киев. Новгород, Владимир сознательно создают образцы второго Рима – Константинополя (прежде всего-это Софийские или софийного типа соборы). Во образ третьего Рима оформляет себя и Москва с постройкой Успенского собора Кремля, особенно – после 1453г. когда «второй Рим» пал, Византийская империя перестала существовать. В Москве создается архитектурный комплекс призванный связать историю Московского государства с всемирной историей, показать его избранность как духовно-культурной наследницы монархий древности. Центром становится Кремль. См. Лебедев Л., протоиерей. Богословие Русской Земли как образа обетованной земли Царства Небесного// Тысячелетие Крещения Руси. Международная Церковная научная конференция «Богословие и духовность». М. 11-18мая 1987г. С.152.
4. В 1649г. «Уложением» царя Алексея Михайловича (42 статья 13гл.) запрещался дальнейший рост церковных имуществ. В 1718г. в результате реформ Петра монастыри потеряли треть крестьянских дворов. Манифестом Екатерины II от 26 февраля 1764г. «О разделении церковных имуществ» у монастырей были окончательно изъяты все вотчины. Борьба с монашеством продолжалась вплоть до царствования импер. Николая II.
5. Замалеев А. Ф. Философская мысль в средневековой Руси. Л., 1987. С.184.
6. Лурье Я. С. Иосиф Волоцкий как публицист и общественный деятель// Послания Иосифа Волоцкого.М.-Л., 1959.С.184.
7. Там же С.230.
8. Цит. по: Иоанн (Снычев), митрополит. Русь соборная. СПб.,1995. С.101-102.
9. Жмакин В. Митрополит Даниил и его сочинения. М., 1881. С.94.
10. Цит. по: Иоанн (Снычев), митрополит. Там же. С.101.
11. Цит. по: Геллер М. Я. История Российской империи. В двух томах М., Из-во «МИК»,2001. Т. 1.      С. 159.
12. Под стягом России: Сборник архивных документов. М. 1992. С.6.
13. Акафист Пресвятой Богородицк в честь чудотворной иконы ее Феодоровской. Кострома.2004. С.15.
14. Памятники литературы Древней Руси: Конец XV-первая половина XVI века. М., 1984. С. 512.
15. Ключевский В. О. Курс русской истории. Т. 2. С.163.
16. Цит. по: Геллер М. Я. Там же. С.247.
17. Скрыников Р. Г. Борис Годунов. М., 1975. С.
18. Obolensky D. The Byzantine Commonwealth: Eastern Europe 500–1453». London, 1971. P. 31
19. Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. Лондон. 1966. С. 152-158.
20. Карамзин Н. М.Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М., 1991. С.25.
21. Гумилев Л. Н. От Руси к России: очерки этнической истории. М.,1992.С.234.
22. Цит. по: Геллер М. Я. История российской империи. С. 325.
23. Бердяев Н. А. Русская идея. Париж, 1971. С. 12, 13.
24. Там же. С. 11, 12.
25. Забелин И. Домашний быт русских цариц в XVI  и XVII вв. М., 1869. С. 28.
26. Цит. по: Геллер М. Я.Там же 332.
27. Ключевский В.О. сказания иностранцев о московском государстве. М., 1991. С.318.
28. Лебедев Л. протоиерей. Москва патриаршая. М., Из-во «Вече», 1995. С.141.
29. Там же.
30. Литература Древней Руси. Хрестоматия. М. «Высшая школа», 1990. С.491.
31. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. Париж. 1955. С.10.
32. Никон: Биографический очерк//Энциклопедический словарь/Брокгауз и Эфрон. СПб., 1897. Т.21. С.140.
33. Собор  по представлениям некоторых богословов (Л. Лебедев и т. д.) является эсхатологическим, т. к. год открытия собора 1666 совпадает с числом  «имени зверя»  - 666 (Откр. 13, 17-18).
34. Цит. по: Костромаров Н. Русская история в жизнеописаниях главнейших деятелей. СПб. Без даты. Т.2. С. 139.
35. Соотношение цифр 1666г.  – начала работы Большого московского собора, осудившего всех тех, кто ревновал о Святой Руси, о «Новом Иерусалиме»  и число «имени зверя» -666 (Откр.13,17-18).
36. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Отзвуки концепции «Москва –третий Рим» и идеология Петра Первого // Художественный язык средневековья. М. 1982. С.15.
37. Сергеев Ю. Наследник//Роман – газета.1993. №2. С.46.
38. Крижанич Ю. Политика. М., 1965. С.497.
39. Цит. по: Геллер М. Я. Там же. С.397.
40. Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России…С.37.
41. Карамзин Н. М. Там же. С.35-36.
42. Цит. по: Геллер М. Там же. С.453.
43. Там же.
44. Вернадский Г. Начертание русской истории//Евразийский временник. Берлин, 1925. Т.4.С.190.
45. Ключевский В. Курс русской истории.СПб., 1912. Т. 5. С.233.
46. Тихомиров Л. А. Апокалиптическое учение о судьбах и конце мира // «Христианин». Сергиев Посад. 1907. №9. С.94-95.  Нилус С. А. На берегу Божьей реки. Т.1. С.105.
47. Малинин В. Старец Елиазарова монастыря Филофей и его послания. Киев. 1901. С.398.
48. Ольденбург С.С. Царствование императора Николая II. Вашингтон.1981. С.276.
49. Антоний (Храповицкий), архиепископ. Чей должен быть Константинополь? Таганрог.1916. С.4-6.
50. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений. Т.25. СПб. 1983. С.74.
51. Цит. по Большаков В.  По закону исторического возмездия. М.1998. С.510.
52. W.Churchill. The Word Crisis.1916-1918. New York.  1927.Vol.1. P.227-229.
53. Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. Воспоминания митрополита Евлогия, изложенные по его рассказам Т. Манухиной. М., 1994. С.611-612.
54. Цит. по: Иоанн Шанхайский, архиепископ.//Русский паломник. №2. 1990. С. 101.
55. Булгаков С., протоиерей. Из «Дневника» // «Вестник РХД» №129.1979. С.238.
56. Наш современник. 1992. №7. С.192.
57. Волжский (Глинка) А. С. Святая Русь и русское призвание. М.1915. С.45.