Костромской Николо-Бабаевский монастырь в жизни святителя Игнатия Брянчанинова и творчестве Н.А. Некрасова
Великий русский историк Н. М. Карамзин писал, что «истинный космополит есть существо метафизическое». То есть он отказывался верить в то, что в мире могут быть люди, равнодушные к судьбе своего Отечества. «Любим его, ибо любим себя». Интерес к истории родной земли – неотъемлемое чувство вложенное в природу человека Самим Богом. «…сердце наше учащенно бьется, когда старец указывает на высокую могилу и повествует о делах лежащего в ней героя». Если мы не знаем истории родного края – то обкрадываем себя. Наша жизнь обедняется, нам становится неинтересно жить. В душе поселяется смятение, раздражение, «охота к перемене мест». И, наоборот, если ты судьбой заброшен в новые края, или, тем паче, вырос здесь, то узнай его историю, познакомься с людьми и событиями – и ты полюбишь эту землю и вместе с этим обретешь то состояние духа, без которого невозможно быть на этой земле счастливым.
Человеческая память имеет избирательную тенденцию. Такую же тенденцию имеет историческая память. Каковы идеалы у общества в настоящий момент – под стать им общество выбирает себе героев в прошлом. Многие имена, некогда славные и значительные, замалчиваются, а в знакомых исторических личностях прошлого выбирают удобные черты, замалчивая о том, что вспоминать неудобно. Взгляните на названия улиц Костромы – сплошь и рядом имена героев революции, а на поверку просто убийц и садистов, заливших губернию кровью.
А что мы знали до недавних пор о Костромских святых? А между тем на примере их жизни воспитывались десятки поколений наших соотечественников. В своем докладе я хотел бы рассказать о двух людях, каждый из которых пострадал в безбожное советское время. Имя одного из них просто не упоминалось, а его трудов нельзя было сыскать – это святитель Игнатий Брянчанинов. Образ другого – поэта Н.А. Некрасова неузнаваемо искажался в советском литературоведении. Сегодня, по счастью появилось немало книг, где эти ошибки исправлены.
Со школьной скамьи нам известны Некрасовские строки:
О, Волга! После многих лет
Я вновь принёс тебе привет.
Уж я не тот, но ты светла,
И величава как была,
Кругом все та же даль и ширь,
Всё тот же виден монастырь
На острову, среди песков,
И даже трепет прежних дней
Я ощутил в душе моей,
Заслыша звон колоколов.
Перед вернувшимся на родину поэтом проходят впечатления детства – когда он спускался из своей Грешневской усадьбы села к Волге и становился свидетелем живописного сакрального пейзажа, освященного куполами и башнями монастыря.
Что же это за упоминаемый поэтом монастырь? Некрасов прямо называет его в стихотворении «Горе старого Наума»:
Так обращен нагой пустырь
В картофельное поле...
Вблизи Бабайский монастырь,
Село Большие Соли,
Недалеко и Кострома.
Наум живет, не тужит,
И Волга-матушка сама
Его карману служит.
Николо-Бабаевская обитель, ныне возрождаемая, находится на правом берегу реки Волги при впадении в нее реки Солоницы, недалеко от села Большие Соли. Монастырь основан в 15 веке вследствие чудесного обретения иконы Николая Чудотворца, которую обнаружили на приплывшем по воде весле. В старину такие весла называли «бабайками». Благочестивые люди поставили для иконы часовню. По некоторым источникам, через некоторое время здесь устроил храм пришедший из обители преподобного Сергия инок Иоанн. Затем здесь основали и монастырь.
Обитель неоднократно подвергалась нападениям грабителей, была опустошаема пожарами, но вновь восстанавливалась. Среди святынь обители находилась самая крупная в России частица мощей св. Николая Чудотворца, чудотворные иконы святителя, Казанскойи ИверскойиконБожией Матери .
Одно время здесь подвизался знаменитый прозорливец, монах Авель (Васильев). Покинув Валаам, Авель «ходил по разным монастырям и пустыням девять годов», пока не остановился в Николо-Бабаевском монастыре. Здесь он в феврале 1796 г написал свою первую знаменитую пророческую книгу «Мудрую и премудрую», в которой предсказал дату смерти царствующей императрицы Екатерины II – через 8 месяцев и немедленно. вместе с о. Настоятелем Авель доставил эту книгу в Кострому епископу Павлу. Но визит в Кострому окончился печально - губернатор, ознакомившись с книгой, посадил монаха в тюрьму. Предсказание в точности сбылось, а монаха под караулом доставили в столицу.
Но Всероссийскую известность Николо-Бабаевская обитель получила в середине XIX века благодаря тому, что здесь поселился известный подвижни и духовный писатель, святитель Игнатий (Брянчанинов).
Жизнь этого прославленного русского святого XIXвека связана с благословенным краями северо-востока Руси. Димитрий Александрович Брянчанинов, будущий святитель Игнатий, родился 6 февраля 1807 года в селе Покровском, близ Вологды, которое было родовым имением его отца. Отец будущего святителя, Александр Семенович, происходил из известной и уважаемой в Вологде семьи. Предок Брянчаниновых – Михайло Бренок служил оруженосцем святого благоверного князя Димитрия Ивановича Донского. Во время Куликовской битвы именно он был одет в доспехи великого князя (Димитрий вышел на битву в одежде простого воина). Верный оруженосец пал на поле битвы, сохранив жизнь великому князю.
Александр Семенович был блестящим придворным императрицы Екатерины IIи императора Павла Петровича, просвещенным русским барином, имевшим вкус к изящной светской обстановке. Естественно, в своих помыслах он желал видеть своего сына на высших государственных постах Империи. Димитрий был первенцем в семье и с раннего детства имел способность оказывать на своих братьев и сестер сильное влияние. Его брат, Петр Александрович, вспоминал: «У нас, детей, была любимая игра – бороться. Димитрий, вместо того, чтобы по-детски показывать свое превосходство над нами, всегда поощрял к неуступчивости и сопротивлению, говоря: «не поддавайся, защищайся». Кстати, Петр Александрович сделает блестящую сначала военную, а потом светскую служебную карьеру, дослужится до губернаторства в Ставрополе, но уйдет в монастырь простым послушником к своему брату и окончит жизнь смиренным иноком.
Детство Димитрия проходило в уединении сельской жизни, в соприкосновении с природой. Но уже тогда внутри, душою, он ощущал особое призвание. Позже он вспомнит об этом так: « когда я был пятнадцатилетним юношею, несказанная тишина возвеяла в уме и сердце моем. Но я не понимал её, я полагал, что это обыкновенное состояние всех человеков».
Жизнь в родительском доме продолжалась до 16-летнего возраста. Летом 1822 года родитель повез его в Санкт-Петербург для определения в Главное инженерное училище. Это военное учебное заведение было создано в 1819 году и располагалось в Михайловском ( Инженерном) замке. Его устроителем и попечителем был будущий Российский император Николай Павлович.
В 1838 году сюда поступит учиться Достоевский. Дмитрий Брянчанинов не просто с блеском выдержит вступительные экзамены (конкурс был 5 человек на место) – он покажет наилучший результат, а, поступив в 1 –й класс, сразу станет первым учеником и сохранит это первенство до самого выхода из училища. Вполне понятно, что подобные успехи молодого и многообещающего студента заставят обратить на него самое пристальное внимание Государя, который будет видеть в Дмитрии своего будущего верного помощника.
Дмитрия Александровича принимали во всех домах столицы. На литературных вечерах в доме президента Академии художеств Оленина, где собирался весь цвет российской словесности, он будет признан лучшим чтецом. Но ни военная служба, ни светская карьера, ни мирские увеселения не пленяли сердца юноши. Сблизившись в училище с другим молодым благочестивым дворянином, Михаилом Чихачевым, Дмитрий искал возможности духовного очищения и молитвенного подвига.
Жизнь аскетически-религиозно настроенных молодых людей, частые исповеди и причащения Святых Христовых Таин, знакомства и беседы с монахами Валаамского подворья и Александро-Невской лавры привлекали внимание начальства, и даже были отражены на страницах литературных журналов - именно им Н. С. Лесков посвятил рассказ «Инженеры-бессребренники». Религиозные увлечения молодых людей находили странными, за ними пристально следили.
В то время у Дмитрия произошла судьбоносная встреча в стенах Лавры с иеромонахом Леонидом (Наголкиным), будущим знаменитым Оптинским старцем. «Сердце вырвал у меня отец Леонид; теперь решено: прошусь в отставку от службы и последую старцу…», - писал Дмитрий Чихачеву. Но об отставке со службы для царского любимца не могло быть и речи. Из училища его не отпустили, - он вынужден был сдавать последние экзамены. Следующее прошение об отставке повлекла просьбу Государя к Его брату, великому князю Михаилу Павловичу, побеседовать с Дмитрием. Встреча состоялась, и на ней великий князь категорически объявил об отказе увольнения. Брянчанинов получил назначение в Динабургскую крепость ( ныне Даугавпилс).
Всеблагой сердцеведец Бог не дал осуществиться расчетам земного Государя. В Ливонии Дмитрия посетила болезнь – и теперь он уже будет болеть всю жизнь – и 6 ноября 1827 года вожделенная отставка ( по болезни) состоялась. Блестящий офицер, юноша знатного рода, любимец царя даже не заезжает в родительский дом ( разгневанный самовольством отец отказывает ему в материальном содержании) и следует в глухой Александро – Свирский монастырь Карелии, где подвизалтся старец Леонид. Физически изможденный долговременными болезнями, застигнутый полной материальной нищетой, Дмитрий «… вступил в монастырь, как кидается изумленный, закрыв глаза и отложив размышление, в огонь или пучину; как кидается воин, увлекаемый сердцем, в сечу кровавую, на явную смерть…», - напишет он впоследствии. Проходя самые тяжелые, низкие послушания, немыслимые для дворянина, обреченный оказывать послушание бывшим собственным крепостным, юноша очень тяготится, когда окружающим становилось известно его происхождение и образование. Один раз он был назначен с прочими послушниками тянуть невод в озере. Невод запутался на глубине. Брянчанинова, который хорошо умел плавать, послали распутывать. Дмитрий Александрович исполнил приказание и вновь сильно простудился.
Через год старец Леонид с ближайшими учениками переселился в Площанскую пустынь Орловской епархии. Затем – в Оптину пустынь Калужской епархии. Б
28 июня 1831 года в Вологде епископом Стефаном Дмитрий был пострижен в монашество, получив имя в честь подвижника древней Церкви, святителя Игнатия Богоносца. В скором времени его рукоположили в иеродиакона и иеромонаха. 6 января 1832 г. иеромонах Игнатий получил назначение в строители Лопотова Пельшемского монастыря Вологодской епархии. «Тихо! Безмолвно! Бесхитростно! Любовно! Радостно!», - так излагал о.Игнатий свои впечатления от обители в письме.
Но наслаждаться тишиной скромной обители Игнатию пришлось недолго – о нем вспомнили в столице. В декабре его в Зимнем дворце принял Государь Николай I. «Ты мне нравишься, как и прежде, - обратился он к подвижнику,- Ты у меня в долгу за воспитание, которое я тебе дал и за мою любовь к тебе. Ты не хотел служить мне там, где я предполагал тебя поставить, избрал по своему произволу путь – на нем ты и уплати мне долг твой. Я даю тебе Сергиеву пустынь, хочу, чтобы ты жил в ней и сделал бы из нее монастырь, который в глазах столицы был бы образцом монастырей.»
Столичная Сергиева пустынь, расположенная на Петергофской дороге станет местом административного служения и аскетических подвигов архимандрита Игнатия до 1858 года. За фасадом внешнего блеска и благополучия скрывается колоссальный труд и глубина душевных переживаний отца Настоятеля.
Как непросто было исполнять настоятельские обязанности в этом привилегированном монастыре, свидетельствует следующий рассказ: Однажды, в престольный праздник обители, когда за трапезой обедали высшие сановники государства, кто-то громко обратился к о. Игнатию: «Как согласить, отец архимандрит, Ваши обеты монашества с той обстановкой, в которой Вы живете?» Настоятель отвечал: «Очень просто: оно объясняется послушанием воле Государя императора, которому угодно было взять меня из вологодских болот, где я жил в уединеннейшем монастыре, и поставить здесь, на перепутье большого света, чтобы говорить вам слово истины настолько, насколько позволяют это ваши гнусные приличия света».
Но труды отца ахимандрита, конечно, не пропадали даром. Многие тогда видели в о. Игнатии своего духовного наставника. Сохранилось письмо к нему великого русского композитора М. И. Глинки: « Я был очень нездоров, - пишет Глинка, - и в минуты тяжких страданий жаждал более всего удостоиться принятия Святых Таин из рук Вашего Высокопреподобия». Под влиянием святителя Игнатия находились многие выпускники Военно-инженерного училища. В том числе, Николай Федорович Фермор, который принял самое активное участие в судьбе молодого поэта Н. А. Некрасова. В 1838 году 16-летний Некрасов, приехав в Петербург, оказался без всяких средств к существованию. От голодной смерти его спас именно Фермор, руководствуясь исключительно религиозным чувством, христианским долгом, он нашел ему место гувернера в пансионе, где Некрасов за деньги обучал с десяток мальчиков, готовящихся поступать в Училище.
Прожив в Сергиевой пустыни почти двадцать четыре года и оставив ее в цветущем состоянии, но значительно ослабев здоровьем, архимандрит Игнатий вынужден был покинуть столичный монастырь. Новый первенствующий член Святейшего Синода, митрополит Санкт-Петербургский Григорий (Постников), близко знавший архимандрита Игнатия, в видах пользы Церкви Божией предложил ему продолжить церковное служение в сане епископа на Кавказе.
27 октября ( 9 ноября н.ст.) 1857 года ( то есть ровно 150 лет назад) в Казанском соборе состоялось посвящение архимандрита Игнатия во епископа Кавказского и Черноморского. 4 января 1858 г. епископ Игнатий прибыл в Ставрополь. Здесь святителя ожидал тяжелый крест. Церковные дела в далекой окраинной епархии находились в нестроении, духовенство было разобщено, оторвано от народа; паства, среди которой особую группу составляли казачьи войска, отличалась особыми нравами, епархия сталкивалась с тяжелейшими материальными проблемами.
Осознание всей глубины церковно-государственных проблем, стоящих перед краем, побудило Игнатия к написанию ряда статей на общественно-политические темы. Святитель жестко критикует политику предыдущего Кавказского наместника, князя Воронцова, позволявшего многим горцам возвращаться из христианства в ислам: «рспространение магометанства среди этих горцев совершено турецкими миссионерами в конце прошлого столетия, не столько в видах религиозных, сколько в видах политических. Горцы имеют самое недостаточное понятие о магометанской религии. Их муллы совершенно не знакомы с языком арабским; алкоран неизвестен и самим муллам, но мысль, что турецкий султан есть их единственный законный государь, насаждена и укоренена в них глубоко.» Такой политической исламизации Игнатий противопоставляет подлинное христианское миссионерство, сообщая, в частности, о многочисленных чудесах обращения ко Христу мусульман- черкесов в присутствии чудотворной Моздокской иконы Пресвятой Богородицы: «Чудотворная икона Божией Матери совершает в здешнем крае служение апостола, споспешествуя и свидетельствуя христианству знамениями… ».
Летом 1861 года святитель подает прошение об увольнении на покой. В его жизнь входит Костромская земля.
При нем монастырь достиг своего полного благоустройства. При святителе Игнатии был заложен двухэтажный каменный собор, посвященный Иверской иконе Божией Матери, проект архитектора Горностаева. Храм, строительство которого велось на средства, собранные святителем, был освященный лишь через 10 лет после смерти епископа Игнатия, в 1877 г. Всего в монастыре было 4 храма.
Св. Игнатий, который родился и провел детство недалеко от этих мест – в Вологодском имении Покровское, расположенном вблизи тракта Вологда-Ярославль.
Впервые он прибыл в Николо-Бабаевском монастрь летом 1847 г. и провел здесь 11 месяцев своего отпуска. Летом 1861 года, уже будучи епископом Ставропольским и Кавказским, святитель подал прошение об увольнении на покой в Николо-Бабаевском монастыре. Просьба была удовлетворена.
В обитель преосвященный Игнатий приехал 13 октября 1861 года с группой своих учеников и сподвижников. Один из его преданных учеников, игумен Иустин, стал настоятелем обители. Владыка нашел хозяйство монастыря в немалом упадке: не хватало даже элементарных продовольственных запасов, многие здания обветшали, в том числе и соборный храм. Благодаря жизненному опыту святителя и энергии его помощника и духовного сына игумена Иустина, быстро удалось преодолеть хозяйственные трудности и осуществить необходимые восстановительные работы. В следующем году началась подготовка к строительству нового здания Иверского собора.
Совершив по весне визиты вежливости Костромскому и Ярославскому архиереям, Игнатий больше никогда, до самой смерти, не покинет стен обители. Сюда на послушание к нему приходили многие. Так, например, родной брат Игнатия, Петр Александрович Брянчанинов, оставил должность губернатора Ставрополя, чтобы окончить жизнь смиренным иноком Бабаевской обители.
Время пребывания в Бабаевском монастыре стало временем расцвета духовного и литературного талантов святителя. Именно здесь Господь сподобляет его особых мистических откровений. В одном из писем из Бабаевского монастыря он пишет: «В уединении можно свободно предаваться странствованию в областях духовного мира, куда переселились с земли мысль моя и сердце. Я не в силах возвратить их на землю! И переселение их с земли совершилось без моего ведома. Я не помышлял об этом переселении, вовсе не знал, что оно возможно, — неожиданно увидел их переселенными. Уже глядят они на землю, как странники на чужбину…. Темная страна — земля! она — страна изгнания преступников, осквернивших рай грехом, виновных в преслушании Богу». Помимо множества писем, составляющих немалую часть бесценного духовного наследия, здесь Игнатий пишет ряд своих знаменитых произведений. Прежде всего, это «Приношение современному монашеству», содержащее правила внешнего поведения и внутренней жизни монахов. Это «Отечник» — сборник изречений и текстов из жизнеописаний подвижников преимущественно первых веков христианства. И, наконец, именно в Николо-Бабаевском монастыре святитель подготовил к печати три тома своих «Аскетических опытов», - наиболее известное свое произведение.
Шесть лет святитель провел в Николо-Бабаевском монастыре. Его здоровье постепенно угасало. 16 апреля 1867 г., в день Светлого Христова Воскресения, совершив литургию пасхальным чином, святитель так утомился, что с трудом довели его до келии. Он говорил тогда своему келейнику, что протянет недолго. « Очень хорошо, если кого известит Господь о приближающейся кончине; только эти извещения бывают почти всегда неточно определяемы, ради того, чтобы человек пребывал в непрестанном страхе Божием. Святитель Тихон Задонский молил Господа: «Скажи мне, Господи, когда я умру?» Ему и сказано было: «В день недельный», - но не сказано, в какой именно. Значит, и готовься каждое воскресенье». В следующее воскресенье, 23 апреля, владыка весь день пролежал на кровати, но в понедельник встал и написал письмо настоятелю Николо-Угрешского монастыря Московской епархии, архимандриту Пимену, где, в частности, есть такие слова: «…Вчера (в воскресенье) весь день пролежал, ждал смерти, а сегодня опять брожу». Прошла еще неделя. Рано утром, в воскресенье, 30 апреля, совершив молитву, он вышел в столовую выпил две чашки чая, и вернулся в свою внутреннюю келью. Прошло не более часа. Перед самым благовестом к поздней литургии, келейник Василий с обычной молитвой вошел в комнату святителя и обнаружил его лежащим на кровати лицом к стене. Левая рука его была обращена ладонью вверх как бы в молитве. На слова келейника владыка не ответил, на благовест не реагировал. Приглядевшись, келейник заметил, что руку епископа Игнатия покрыла смертельная белизна…
Время и место сблизили с епископом Игнатием Николая Алексеевича Некрасова.
Лето и осень 1861 года, те самые, когда Игнатий прибыл в Бабайки, Некрасов провел в Грешневе, может быть, ежедневно созерцая монастырь, расположенный через Волгу. Исследователи отмечают, что эти месяцы стали важнейшей вехой в его творчестве.
Родина –мать! По равнинам твоим
Я не езжал еще с чувством таким! -
напишет он тогда в стихотворении «Свобода» - не забудем, что 6 марта 1861 г. пало крепостное право.
Наш земляк, ученый литературовед Н. Н. Скатов так оценивает это время: «Никогда еще поэт не приезжал в деревню, не приходил в нее так, не припадал к ней столь умиленным, с такой готовностью принятия народной жизни, с такой открытостью ее впечатлениям. Никогда и деревня еще не встречала в состоянии такого подъема. Все сошлось и сконцентрировалось в это лето… Именно летом 1861 года в деревне образовался единый кровоток народного поэта и поэтического народа…»
Из произведений тех месяцев, прежде всего нужно отметить поэму «Коробейники», «Крестьянские дети», «Похороны». А через год, здесь же автор пишет, пожалуй, одно из лучших своих стихотворений «Рыцарь на час» со знаменитым описанием церкви в селе Абакумцево (ныне в этом храме совершаются богослужения, сохранилась и могила матери поэта).
В стороне от больших городов,
Посреди бесконечных лугов,
За селом, на горе невысокой,
Вся бела, вся видна при луне,
Церковь старая чудится мне,
И на белой церковной стене
Отражается крест одинокий.
Да! Я вижу тебя, Божий дом!
Вижу надписи вдоль по карнизу
И апостола Павла с мечем,
Облаченного в светлую ризу.
Поднимается сторож старик
На свою колокольню-руину.
На тени он громадно велик,
Пополам пересек всю равнину.
Поднимись, и медлительно бей,
Чтобы слышалось долго гуденье.
В тишине деревенских ночей
Этих звуков властительно пенье…
Без сомнения, герои Некрасова, крестьяне и их дети не раз совершали паломничество к святителю Николаю на Бабайках, посещали и богослужения, совершаемые святителем Игнатием, наверняка, знали его, общались с ним. Но вот встречался ли с ним сам поэт?
Знание народной жизни уводило Некрасова из стана революционной демократии. В то время как Герцен, Добролюбов, Чернышевский и иже с ними всем сердцем верили в то, что скоро разразится народная революция, Некрасов очень хорошо знал: «Ничего не будет». Именно эту фразу вернувшийся из Грешнева народный поэт чеканно произнес в редакции «Современника» в присутствии Добролюбова. Безусловно, к тому же Добролюбову, как и к Чернышевскому Некрасов питал глубокие дружеские чувства, горько переживал безвременную смерть гениального юноши в ноябре того же 1861-го, но по взглядам своим был от него далек. Сегодня, когда печальное наследие советского литературоведения уже в основном, преодолено странно читать такие работы о Некрасове, как недавно вышедшая статья костромича Н. А. Зонтикова, где утверждается, что якобы Некрасов всю жизнь
В 1863 году поэт приобретает Карабиху, но это не значит, что прерываются его связи с Грешневым. Сюда, в окрестности Бабаевского монастыря, он регулярно ездит на охоту.
Опять она, родная сторона,
С ее зеленым благодатным летом!
И вновь душа поэзией полна…
Да только здесь могу я быть поэтом!
Это стихотворение 1864 года.
Россия стремительно двигалась по пути капиталистического развития. Нарастали революционные процессы. В 1866 году произошло неслыханное – в государя Александра II стреляли. Спасителем оказался костромской мастеровой Осип Комиссаров.
И в это бурное время из тишины уединенной Николо-Бабаевской обители звучит спокойный, мудрый голос святителя Игнатия (Брянчанинова): «Революционные сочинения имели и имеют повсюду множество читателей и чтителей. Это естественно: они – произведения разгоряченного воображения, не руководимого ни благоразумием, ни отчетливым знанием- разгорячают, воспламеняют увлекают неопытных читателей. Часто действуя, по-видимому, против одного рода власти, они всегда действуют против всех властей, по свойству своего метода… Ни равенства, ни совершенной свободы, ни благоденствия на земле в той степени как это обещают восторженные лжеучители, быть не может. Это возвещено нам Словом Божиим, доказано опытом. Несвободное состояние людей, имеющее многоразличные формы, как это должно быть известно и понятно всякому образованному, есть последствие ниспадения человеческого во грех…Во Франции не раз удавалось мечтателям увлекать народ осуществить мечту, могущую существовать в одном воображении. Последствиями были потоки крови…».
В столицах шум, гремят витии,
Кипит словесная война,
А там, во глубине России,-
Там вековая тишина. – вторит православному епископу Некрасов.
Заметим, что понятие «тишины» в русской литературе восходит к старинной формуле «тишина и покой», которая символизировала благоустроенное и благоденствующее государство. Об этом говорит в своих работах академик А.М. Панченко. В этом смысле воры, государственные преступники, революционеры – это «развратники тишины» «мятежники тишины». Поэтому избрание Михаила Романова изображается как «сладостный тишины свободный день», а царь Алексей Михайлович Тишайший, соответственно, тот, кто умел поддержать порядок в государстве.
В свете понимания этого устойчивого топика русской культуры сколь глубоко звучат Некрасовские строки поэмы «Тишина»:
Над всею Русью тишина,
Но - не предшественница сна:
Ей солнце правды в очи блещет,
И думу думает она.
С именем «Солнца правды» у каждого русского человека неизбежно ассоциируется Христос Спаситель. Еще бы – ведь это метафора заимствована из главного Рождественского песнопения, которое с раннего детства каждый крестьянин по многу раз распевал во время святочных колядований.
«…Тебе кланятися, Солнцу правды…».
Здесь, в своих родных местах, у бедных сельских храмах, близ Бабаевского монастыря, в глубокой народной стихии поэт обретал те силы, которые помогали ему творить. Он вновь и вновь стремился в эти места.
Скорей туда - в родную глушь!
Там можно жить, не обижая
Ни божьих, ни ревижских душ
И труд любимый довершая.
Там стыдно будет унывать
И предаваться грусти праздной,
Где пахарь любит сокращать
Напевом труд однообразный.
Его ли горе не скребет?-
Он бодр, он за сохой шагает.
Без наслажденья он живет,
Без сожаленья умирает.
Его примером укрепись,
Сломившийся под игом горя!
За личным счастьем не гонись
И Богу уступай - не споря...
Но в эти же места стремился всей душой и святитель Игнатий. Он черпал свои силы из другого источника – чистого родника православной духовности. Мы ничего не знаем об их встрече на Костромской и Ярославской земле. И нужна ли она была? Думается, перефразируя слова о. Сергия Булгакова, сказанные о Пушкине, можно утверждать, что у Некрасова было свое особое предстояние перед Богом – служение народу средствами поэзии.
