Брежневские гонения на Церковь. По материалам Центральной России.

Аннотация. Считается, что брежневский период «застоя», в отличие от реформ «хрущевской оттепели», является периодом стабильности и даже некоторого потепления в государственно-церковных отношениях. Но несмотря на некоторое изменение формулировок, отразившееся в законодательстве о религии и новой Конституции СССР 1977 года, суть политики государства и партийных органов оставалась прежней: выдавливание Церкви из всех сфер общественной жизни: запрет на обучение религии подростков и их присутствие на богослужениях, заперт на благотворительность, дискриминация верующих в образовательных учреждениях и на производстве, разложение исполнительных органов церкви с целью закрытия прихода, тотальный контроль за деятельностью и финансами церковной организации, регистрация священнослужителей как инструмент давления на неугодных, администрирование на местах в отношении церковных приходов. Закрепление за Советом по делам религий прав последней инстанции при закрытии приходов. Использование ренегатов и негативных явлений в церковной среде в качестве примеров для дискредитации религии. Антирелигиозная пропаганда. Все перечисленное в совокупности и явилось фактом нарушения конституционных прав и прав свободы совести. Государство провозглашая свое отделение от Церкви беззастенчиво вмешивалось в ее жизнь. История показала тщетность усилий по ликвидации Церкви. После смерти Брежнева и ухода «сталинско-хрущевской номенклатуры», наметились тенденции к возрождению церковной жизни. Празднование 1000-летия Крещения Руси дало мощный импульс к восстановлению религиозных прав и свобод.

Ключевые слова: гонения на Церковь, верующие, двадцатка, приход, регистрация, религия, уполномоченный.

FR. Dmitry Sazonov
Brezhnev-era persecutions of the Church. According to the materials of the Central Russia.

Abstract. It is believed that the Brezhnev period of "stagnation", in contrast to reforms "Khrushchev thaw", is a period of stability and even some thaw in Church-state relations. But despite some wording changes, as reflected in the religion law and the new Constitution of the USSR 1977, the policy of state and party organs remained the same: squeezing of the Church from all spheres of public life: the ban on teaching religion to adolescents and their presence at Church services, locked on philanthropy, discrimination, believers in educational institutions and on production, the decomposition of the Executive authorities of the Church for the purpose of closing the ward, total control over the activities and finances of the Church organization, the registration of the clergy as an instrument of pressure on objectionable to the administration in regard to parishes. The establishment of the Council for religious Affairs rights of last resort when closing parishes. The use of renegades and negative phenomena in the Church as examples to discredit religion. Anti-religious propaganda. All of the above together and was a violation of constitutional rights and the rights of freedom of conscience. A state proclaiming its separation from the Church shamelessly interfered in her life. History has shown the futility of efforts to eliminate the Church. After the death of Brezhnev and care "of the Stalin-Khrushchev item", there has been a trend towards the revival of Church life. The celebration of the 1000th anniversary of the baptism of Russia gave a powerful impetus to the restoration of religious rights and freedoms. Keywords: persecutions of the Church, the believers, the twenty, the arrival, registration, religion, authorized.

Принято считать, что с отстранением Н. Хрущева от руководством партией и государством закончился период гонения на Церковь. Брежневский период, когда у руководства партией и государством встал номенклатурный работник Л. И. Брежнев, по мнению некоторых исследователей, характеризовался относительно стабильным отношением к религии. Не было уже жестких административных наскоков на религиозные организации, не было развернутой клеветнической компании в прессе по дискредитации религии и священнослужителей, не было массового закрытия церквей. Однако, при всей видимой «стабильности» государственно-церковных отношений налицо был тотальный контроль за церковными структурами, священнослужителями и верующими, притеснение верующих на всех уровнях хозяйственной и общественной жизни, дискриминация при приеме на работу, лишение права открыто исповедовать свою веру и т.д. После «хрущевских гонений» жесткое давление и контроль над церковными структурами не ослабевал, но внешне не афишировался, он видоизменился, внешне не принимая формы открытого противостояния. Брежневские гонения характеризовались более тонкой и разнообразной организацией. Всякая попытка выйти из отведенных законодательством о религии рамок пресекалась и наказывалась.

16 июля 1969 года на Всесоюзном совещании уполномоченных совета Председатель Совета религий СССР В. А. Куроедов в своем докладе «О современном состоянии религии в СССР и задачах усиления контроля за соблюдением законодательства о религиозных культах» заявил о полном контроле на Синодом, кадрами священнослужителей на приходах, учебными заведениями и издательской деятельностью Церкви1. Протоиерей Д. Константинов писал, что «брежневские гонения» внешне были более прилизаны и их активные деятели, как он отмечал, «работали даже иногда в белых перчатках»2. Ивановский историк А. А. Федотов пишет, что гонения утихли, «но продолжались, в более мягкой форме»3 Недаром, в воспоминаниях некоторых священников, брежневский период характеризуется как период, когда вроде бы все поняли правила игры: кто как мог, тот договаривался с властями (на уровне архиерей-уполномоченный, священник-председатель исполкома), но никто не чувствовал себя в безопасности, поскольку стратегия государства в отношении Церкви оставалась неизменной – ликвидация Церкви, как пережитка прошлого. Выдвиженцы сталинско-хрущевской системы по-прежнему оставались на идеологическом фронте, имеются ввиду М. А. Суслов, Ю. В. Андропов и др. Да, была подчас «дружба» у архиереев с уполномоченными и властями, что иногда помогало решать проблему кадров и некоторые административные вопросы, но подобные случаи были скорее исключением, чем правилом. Конечно, нельзя не отметить некоторое послабление в законодательстве «О религиозных объединениях» 1975 г., которые отразились в первую очередь на имущественных правах Церкви, в частности, отменялась прежняя формулировка о не наличии у религиозных объединений прав юридического лица. Однако, вместо нее и определение о каких-либо правах, кроме «отправления религиозных потребностей» для религиозных организаций отсутствовало. Ирония, как писал Д. В. Поспеловский, состояла в том, что Церковь и ее приходы получили право приобретать церковную утварь, даже транспортные средства и строения для новых нужд, но не имели юридических и имущественных прав на церковные здания. Здания церквей по-прежнему находились в собственности государства, которое передавало их верующим в пользование. Вместе с некоторыми положительными изменениями, получили жизнь и отрицательные добавления: в связи с внесением в законодательство новых изменений верующие потеряли право апелляции в высшие государственные инстанции по поводу закрытия прихода, решение по закрытию и открытию приходов оставалось в компетенции Совета по делам религий, усложнялась и сама процедура подачи заявлений о регистрации приходской общины. Наряду с произошедшими изменениями в законодательстве, в которых можно было увидеть некоторое послабление в отношении имущественных прав Церкви со стороны государства, право государственных органов вмешиваться в жизнь религиозной общины осталось без изменений4. Так, в докладе уполномоченного по Ярославской области Вагина говорится о полном контроле над церковным исполнительным органом: «Установлен контроль за исполнительными органами и до их сведения доведено решение о недопустимости проведения собраний общин, ремонта зданий и по другим вопросам без разрешения исполкома районного, городского и сельских Советов»5. Ничего нового не принесла верующим и новая «брежневская Конституция 1977 года, которая в 52-й статье оставляла за религиозными объединениями право отправлять богослужения, т.е. при некотором изменении законодательства суть оставалась прежней – право государства вмешиваться во внутреннюю жизнь Церкви и контроль за ее деятельностью.

Старосты и счетоводы церковных двадцаток, а также их приближенных круг лиц, состояли на окладах и находились в прямой зависимости от исполкомов на местах, через них осуществлявшим полный контроль над церковной общиной. В отчете Кострмоского уполномоченного читаем: «С переводом всего духовенства на оклады и усиления контроля финансовых органов за правильным учетом и использованием церковных средств, треб, введением квитанционной системы учета, увеличится объем работы старост вызовет необходимостью в вольнонаемных счетоводов. В этой связи бесплатно работающих старост не будет, а также, и остальные члены исполнительных органов уже начали назначать себе оклады6. Власть предпринимала ряд мер по разложению двадцатки и закрытию прихода, в чем содействие ей оказывали учрежденные повсеместно комиссии и члены содействия комиссии по соблюдению законодательства о культах. Благодаря индивидуальной работе, члены комиссии и члены содействия комиссии добились выхода из религиозных общин в Ярославле: в 1964 году - 11 человек двадцаток, подавших заявления об уходе, в 1965 году - 9 человек. В таких церквах как Феодоровская, Толгоболь, Введенье – составы церковных двадцаток, благодаря работе комиссий, запугиванию и травле людей, часто пожилых и больных, доведены до 14 человек. В результате чего, «Сеславинская церковь состоит на очереди закрытия, священника там нет. Староста подала заявление об уходе»7. Предпринимая меры по разложению двадцатки и закрытию прихода закрывали в первую очередь «затухающие приходы» в которых богослужения совершались крайне редко, двадцатка была неполная, закрыть можно было без особого шума. При этом, везде, где было возможно, проводилась компания по созданию искусственной ситуации с нехваткой кадров: «Исполнительные органы церквей, находящихся в сельской местности испытывают большие затруднения в пополнении членов двадцатки. С большими трудностями укомплектовали двадцатку в Неверовской и Успенской (с. Закобякино) религиозной общине. Возраст членов двадцатки в основном своем составе свыше 60 лет. Сами церковники говорят, что с каждым годом все труднее укомплектовывать двадцатку»8. С 1964 по 1975 годы количество приходов Русской Православной Церкви сократилось на 811 храмов, с 7274 сократилось до 7062. В среднем закрывалось около 50 приходов в год. В последующие 5 лет темпы закрытия были несколько приторможены, закрывалось до 6 приходов ежегодно. В 1982 году, в год смерти Л. И. Брежнева, Русская Православная Церковь насчитывала всего лишь 7001 приход и 16 монастырей (2 на территории РСФСР)9. К 1970 году в 10 регионах Центральной России и Москве насчитывалось 621 приход (43 в Москве, 134 в Московской области), в которых служили 847 (156 и 188 в Москве и московской области соответственно) и 146 диаконов ( 56 и 26)10. Конечно, церквей стали закрывать по сравнению с «хрущевским периодом» меньше (с 1958 по 1964 гг. закрыто 5 451 приход, в среднем, по 900 приходов ежегодно)11, но ведь, как писал прот. Д. Константинов, не было «неограниченного запаса» церквей и была реальная перспектива получить «катакомбную Церковь», которую вряд ли можно контролировать. Но главным аргументом, на наш взгляд, следует считать имиджевый фактор успешности коммунистического эксперимента в СССР.

В брежневский период старались закрывать приходы постепенно, без огласки на Западе, т.к. доктрина «миротворца» и поборника «прав человека» на международной арене была необходима советскому строю, как уже было сказано, для имиджа успешности первого в мире государства строящего коммунизм. Так, шум, поднятый вокруг «тихого» закрытия Успенской церкви в Калужской области, поставил для Совета по делам религий трудную задачу по ее закрытию12. Ярославский уполномоченный «спускает» директиву подчиненным: «Изучить религиозную обстановку в с. Вознесенское, имея ввиду, что в церкви этого села уже длительное время не ведется богослужение и представить необходимые материалы исполкому областного Совета депутатов трудящихся для решения вопроса о возможности снятия данной религиозной общины с регистрации и использования церковного здания для нужд района»13.

Конечно, церквей стали закрывать по сравнению с «хрущевским периодом» меньше (с 1958 по 1964 гг. закрыто 5 451 приход, в среднем, по 900 приходов ежегодно)14, но ведь, как писал прот. Д. Константинов, не было «неограниченного запаса» церквей и была реальная перспектива получить «катакомбную Церковь», которую вряд ли можно контролировать. Но главным аргументом, на наш взгляд, следует считать имиджевый фактор успешности коммунистического эксперимента в СССР.

В брежневский период старались закрывать приходы постепенно, без огласки на Западе, т.к. доктрина «миротворца» и поборника «прав человека» на международной арене была необходима советскому строю, как уже было сказано, для имиджа успешности первого в мире государства строящего коммунизм. Так, шум, поднятый вокруг «тихого» закрытия Успенской церкви в Калужской области, поставил для Совета по делам религий трудную задачу по ее закрытию15. Ярославский уполномоченный «спускает» директиву подчиненным: «Изучить религиозную обстановку в с. Вознесенское, имея ввиду, что в церкви этого села уже длительное время не ведется богослужение и представить необходимые материалы исполкому областного Совета депутатов трудящихся для решения вопроса о возможности снятия данной религиозной общины с регистрации и использования церковного здания для нужд района»16.

Надо отметить, что легальное существование ограниченного числа храмов и Церкви в отведенной ей резервации вполне устраивало партийных идеологов. За последние три года перечисления в фонд мира и ВООПИК не превышают 4-5% от общего дохода, в то время как на июнь 1971 года на счетах этих религиозных обществ имеется до 25000 руб.»17. И далее: «Комиссия содействия следит и за тем, чтобы не допускать администрирование по отношению к религиозным организациям и оскорбления чувств верующих, они же проводят работу по отвлечению денежных доходов церквей в фонд мира. За 2,5 года перечислено 19, 5 тыс. руб»18.

Надо отметить, что легальное существование ограниченного числа храмов и Церкви в отведенной ей резервации вполне устраивало партийных идеологов. За последние три года перечисления в фонд мира и ВООПИК не превышают 4-5% от общего дохода, в то время как на июнь 1971 года на счетах этих религиозных обществ имеется до 25000 руб.»19. И далее: «Комиссия содействия следит и за тем, чтобы не допускать администрирование по отношению к религиозным организациям и оскорбления чувств верующих, они же проводят работу по отвлечению денежных доходов церквей в фонд мира. За 2,5 года перечислено 19, 5 тыс. руб»20.

По действиям органа, стоящего посредником между государством и Церковью – Совета по делам религий, некоторые исследователи называют брежневский период периодом «возрождения обер-прокурорства». Ни один организационный или административный вопрос нельзя было решить без согласия на то Совета, деятельность которого была регламентирована постановлениями партийных и государственных органов. Согласимся с рядом исследователей, что понятие обер-прокуроства, принятое в отношении Совета по делам религий довольно условно: Совет защищал коммунистическое государство от «поползновений церковников», в отличие от задачи обер-прокурора, оберегавшего Православие от «враждебных Православию поползновений»21. Основной курс государства и коммунистического воспитания – построение «безрелигиозного общества» был отражен в Уставе и программе КПСС.

Повсеместно отмечались произвол уполномоченных на местах(обычно, бывших работников МГБ). Особенно он проявлялся в отношении регистрации священников: неугодных, активных, ярких миссионеров и проповедников либо не регистрировали, ссылаясь на нарушение ими законодательства о культах, либо снимают с регистрации. Регистрация была инструментом, благодаря которому уполномоченный оказывал влияние на деятельность всей административной цепочки Церкви: от архиерея до сельского священника. «Снятие с регистрации» - пишет А. Э Краснов-Левитин - является великолепным средством для шантажа: содействуя путем угроз на неустойчивых, колеблющихся священнослужителей, запугивая их, уполномоченные принуждают их снимать с себя сан»22. Скованный тотальным контролем деятельность священника была сведена к роли «служителя культа», работника, лишенного права быть пастырем своих чад, миссионером для мира, и проповедника слова Божьего. Из Ярославского Совета поступило предложение обратиться и подготовить в1972-73 предложения Совету по делам религий при Совете Министров СССР по пресечению благотворительной деятельности Церкви и внесении дополнений к инструкции Министерства финансов СССР в части ограничения выплат пособий на лечение и разовых вознаграждений к религиозным праздникам и премиальныхцерковнослужителям и обслуживающему персоналу»23.

Всякое отступление от законодательства узнавалось и пресекалось. «Членами комиссий вскрывают факты крещения детей без согласия отца: вместо него в церковь явилось подставное лицо. Выявлен случай крещения детей комсомольцами Градусова К. П. коммунистами (студенты пединститута Бережная Г., шофер колхоза «Дружба» «Переяславского р-на Морозов С. П.) комсомольцами (Авдеева В. из колхоза «Трудовая Армия») Шестаковой Н. А. из ателье № 5, Пушкиной В. А. работнице завода «Металлист». Во всех церквах, кроме квитанций на уплату денег за крещение, заведены журналы или тетради, где записываются отец и мать личности, и другие необходимые данные. Райгорисполкомы по этим записям составляют свои списки, которыми снабжают партийные органы. Теперь все труднее становится родителям, окрестивших своих детей, ссылаться на свекровей и тещ. Приходится самим «давать ответ» перед общественными организациями за совершенный обряд»24.

На антирелигиозный пропагандистский фронт были брошены большие силы как специалистов высших учебных заведений, школ, врачей, лекторов общества «Знание», которые трудились не покладая сил на чтение лекций, тиражирование брошюр и дургих материалов, разоблачающих «религиозны дурман». Например, только в Ярославском районе «при 12 клубах и домах культуры работают лектории по научному атеизму, организовано 6 кинолекториев. Атеистическую пропаганду в районе ведут 32 лектора, имеющих специальную подготовку.В 1973 году по вопросам атеизма прочитано 149 лекций. В районной газете «Ленинское знамя» регулярно печатаются материалы и ведутся беседы по атеистической пропаганде. Ежемесячно дается обзор журнал «Наука и религия». «Вопросы атеистической работы исполкомов сельских, поселковых советов и культурно-просветительных учреждений, внедрение новых советских обрядов систематически обсуждаются на заседаниях исполкомов Советов»25.

Продолжали существовать карательные меры в отношении верующих людей. Например, в Ярославской области из Ярославского пединститута были уволены муж и жена за то, что их ребенок был крещен в церкви, в Некрасовском районе были исключены из состава учащихся два школьника, носивших нательные крестики26.

Церковь не молчала. Конечно, в отличие от обращения в вышестоящие инстанции «Христианского комитета по затее прав верующих», возглавляемого подмосковным священником Г. Якуниным, писем Патриарху рязанского мирянина А. И. Солженицына, кировчанина Б. Таланова, писем Л. И. Брежневу епископа Полтавского и Кременчугского Феодосия (Дикуна), епархиальные архиереи Центральной России не поднимали своего голоса в защиту прав верующих и Церкви. Следует учесть, что они находились под неусыпным контролем как гражданских властей, так и своего окружения, представители которого сотрудничали с властями. Духовная дочь митрополита Ярославского и Ростовского Иоанна (Венланда) рассказывала о том, что в дневниках его сестры, монахини Ефросинии, после ее смерти прочитали запись: «Бедный владыка! Как тяжело ему, что близкие люди предают его». И дальше назывались имена из окружения владыки, которые доносили в «органы» всю информацию о том, что делает, говорит, и с кем встречается митрополит Иоанн27.

Поэтому, биограф Патриарха в. Никитин пишет: «Получив письмо Солженицына, Патриарх Пимен с горечью сказал: «Побыть бы ему в моих башмаках хоть пару дней!...Ну, пусть пишет!»28 Даже Патриарх был не свободен в своих действиях. Ведь как отмечал А. Краснов-Левитин, парадокс социалистического государства состоял в том, что с одной стороны оно заявляло о невмешательстве в дела Церкви своим Декретом 1918 года, но наряду с заявлениями вмешивалось в дела Церкви и нарушало принятые в отношении религии законы и Конституцию, свои принципы (отделение Церкви от государства). Принуждало священнослужителей, не только рядовых, но и архиереев, «регистрироваться» у уполномоченных, что являлось актом прямого назначения со стороны государства29.

В результате правильного подбора церковного совета и регулярного контроля за его деятельностью по соблюдению советского законодательства сейчас случаи посещения детей храма стали очень редкими и о каждом посещении детьми комиссия узнает немедленно, что дает возможность принятия оперативных мер по усилению воспитательной работы с этой категорией людей30.

Краснов-Левитин, в своих «Диалогах с церковной Россией» отмечал, о наивности тех, кто считал, что поколения людей, выросших в «сталинскую эпоху» не будут повторять прошлых ошибок: «ведь целое поколение ответственных работников выросло и воспитывалось в удушливой атмосфере, когда поощрялись всякие беззакония и всякий произвол»31.

Но, вот что так вызывало удивление антирелигиозных идеологов так то обстоятельство, что молодежь, пришла в храмы в середине 60-х. Молодежь обучавшаяся в сталинских школах и техникумах, рожденная в атеистических семьях, воспитывавшаяся в чуждой вере среде, восторгавшаяся запуском ракет и утверждениями космонавтов, что «Бога в космосе нет», смотревшая антирелигиозные фильмы и читавшая «правду о религии» в советских газетах, знавших об обещании Хрущева показать через два десятка лет «последнего попа»…молодежь пришла в храмы. Ни деньги (некоторые священники сводили при таком налогообложении концы с концами, ни посулы власти отречься от веры и стать как и некоторые священники:А. Осипов, Н. Спасский и др. – знаменем атеизма, ни трудности, не смогли их отвернуть от веры. Многие из них стали затем, уже в 80-90-е годы стали священниками и свидетелями возрождения Церкви 32. Не смотря ни на какие усилия пропагандистов и активистов, лекторов и ренегатов, Церковь год от года показывала увеличение обрядности и доходов. Так, уже после смерти Брежнева, в 1984 году обрядность в Смоленской области показывала напр. по отпеваниям 46,3%, в таких городах как Вязьма 100%, Рославль 91,6, Гагарин 63,2%33.

Однако, несмотря на потраченные усилия, на огромный ущерб, который был нанесен антирелигиозной компанией и «брежневским гонением» на Церковь духовно-нравственному состоянию народа, путем лишения Церкви ее традиционной воспитательной функции, культурному наследию нашего народа путем снятия с учета и разрушения церквей, Церковь выстояла, сохранив свои канонические устои. Получая с мест свидетельства высокой религиозности и обрядности, констатируя провал своей антирелигиозной политики, власть была вынуждена говорить о «недостатках пропаганды» и «индивидуальных подходов», «принципиальности и соблюдении законодательства о культах», но время неумолимо показывало крах иллюзий о том, что религия исчезнет сама. Через 6 лет после эпохи Брежнева, в 1988 году празднование 1000-летия Крещения Руси дало мощный толчок к возрождению Церкви.