Богоборческий террор 20-30-х гг. XX века (На примере Костромского заволжья)

После революции 1917 г. для Церкви наступили тяжелые времена: большевистская власть объявила войну религиозному «дурману». По сей день некоторые политические ораторы, пытаясь найти оправдание богоборческому террору 20 – 30-х гг. XXвека и преступному уничтожению памятников культового зодчества, назойливо повторяют тезис о том, что русские люди якобы легко и по собственному почину отрекались от веры в Бога, более того – сладострастно глумились над православными святынями. Конечно, это не имеет никакого отношения к истине. Подтверждением тому – история проведения антирелигиозных кампаний и уничтожения православных святынь в костромском Заволжье.

В начале 20-х гг. XXв. заволжские храмы продолжали работать, приходская жизнь не угасала – вопреки пропагандистским и репрессивным усилиям новой власти.

В идеологическую моду входили антипасхальные и антирождественские кампании, борьба с колокольными звонами. По инициативе коммунистических ячеек, каковых в 1920 г. в Заволжском районе насчитывалось шесть¹, проводились революционные «митинги-концерты», «спектакли-субботники» и «суды». В Государственном архиве новейшей истории Костромской области сохранился интересный документ – полуотчет-полудонос некоего члена комячейки о диспуте в клубе, на который в 1920 г. был приглашен (вызван?) местный священник Милословский для разговора «о сотворении мира и загробной жизни»². Похоже, батюшке во время выступления неожиданно удалось заручиться поддержкой и симпатией части аудитории, о чем бдительный протоколист написал не без классовой обиды: «Священник Милословский не только уводил от прямого ответа, но даже стал походить на циркового комика, говоря комичные слова, дабы развеселить публику и этим завоевать свой авторитет»³.

Прямо противоположную картину приводит в своих воспоминаниях В.Ф. Маслюткин, присутствовавший однажды на диспуте «Есть ли Бог?» в красном уголке завода Пло (с 1922 г. – «Рабочий металлист»). Ветеран производства восторженно рассказывает, с каким блеском некий «пропагандист-атеист» Щекин разоблачал «несуразности» Библии, как остроумно он отвечал на реплики оппонентов-священников. Однако даже в этом тенденциозном изложении мы можем разглядеть зерна истины. «Шутки, иронию, доводы и разоблачения атеиста, – свидетельствует В.Ф. Маслюткин, – одни встречали взрывом смеха и гулом одобрения, другие – вздохами, скорбным выражением лиц»⁴. Тот же мемуарист приводит еще один любопытный эпизод. Известный заволжский буян и пьяница котельщик Николай Вахнин якобы остановил однажды на улице священника отца Михаила и предложил ему померяться силой. Как ни отнекивался батюшка, но пришлось согласиться. Кончилась «дуэль» полной победой отца Михаила, который припечатал пролетария к земле, а вставая и отряхиваясь, торжествующе произнес: «Учти, Николай, попы пока еще сильны!»⁵ Коммунист В.Ф. Маслюткин придает символическое значение этой фразе, стремясь показать, сколь живучи в сознании людей религиозно-мракобесные предрассудки.

Надо сказать, что, авторитет заволжского священства среди основной массы населения, действительно, оставался очень высоким, и, несмотря на усилия местных комячеек и крепнущую пролетаризацию Заволжья, оно долго сохраняло репутацию самой набожной части Костромы. В 1934 г. временно исполняющий должность (ВРИД) начальника горотдела НКВД Базаров сетовал в справке о состоянии дел на костромских фабриках, что среди рабочих есть немало религиозно настроенных, «особенно из-за реки Волги»⁶. В июле 1929 г. в заволжском селе Левашове даже начались волнения, спровоцированные закрытием (формально – из-за случаев заболевания скарлатиной) местной церкви⁷.

К концу 20-х гг. борьба с религией становилась все более жесткой и агрессивной. Черной страницей в истории Костромы является пребывание нескольких костромских уездов в составе Ивановской промышленной области (с января 1929 по март 1936 г.): в это время были уничтожены многие храмы и великолепные архитектурные ансамбли города.

9 декабря 1929 г. бюро Заволжского райкома ВКП(б) приняло постановление, один из пунктов которого гласил: «Вопросы массовой антирелигиозной пропаганды пропитать более конкретным содержанием, в частности проводить кампании за закрытие церквей, за отказ от празднования религиозных праздников, за снятие колоколов и т.д. <...>. Вся антирелигиозная работа должна сопровождаться разоблачением классовой сущности религии и деятельности религиозных организаций в этом духе»⁸. По сути, это был призыв перейти от слов к делу. В отчетах и донесениях сотрудников ОГПУ появляется зловещая аббревиатура АСЭ – «антисоветские элементы». Грань между АСЭ и «социально чуждыми элементами», среди которых числились действующие и бывшие церковнослужители, была чрезвычайно размытой и тонкой, а переход из одной группы в другую – очень легким. Собственно, богоборческая власть особых различий никогда не делала. Она готовилась нанести решающий удар по всем своим потенциальным недоброжелателям.

В конце 20-х гг. в Костроме развернул свою деятельность Союз воинствующих безбожников. Члены этой всесоюзной организации проводили публичные антирелигиозные акции: устраивали «громкие читки» газеты «Безбожник» и концерты «антирелигиозных хоров», вели разъяснительные беседы на предприятиях, в школах и колхозах. Активисты Союза агитировали за создание «безбожных» бригад, цехов, улиц, коммун. Однако пропагандистские функции не исключали главной миссии СВБ – формировать идейный базис будущего террора, осуществлять фискальную деятельность, готовить досье на священнослужителей. Одну из принципиальных своих задач СВБ видел в том, чтобы «собирать цифры и факты о вредительской роли религии в деле социалистического строительства»⁹. Областные комитеты получали помощь из Москвы. Так, в феврале 1931 г. Центральным Комитетом ВСБ в Кострому был направлен лектор В.А. Жигулин для чтения лекций, в том числе на тему «Религия как тормоз в социалистическом строительстве»¹⁰. Тематика богоборческих читок – отдельный предмет изучения для филологов-гурманов. Приведем в качестве примера темы антирелигиозных бесед и лекций, проведенных в январе – апреле 1940 г. агитаторами СВБ в Заволжском районе:

1. Сталинская конституция и религия.

2. Религия – враг трудящейся женщины.

3. Религия – враг производства.

4. Церковь на службе у поджигателей империалистической войны.

5. Происхождение и классовая сущность рождества Христова¹¹. В этот колоритный перечень так и просится что-нибудь типа «Церковь как исчадие ада».

Профсоюзы предприятий в приказном порядке должны были заключать с горсоветом СВБ взаимообязывающие договоры с перечислением финансовых средств на антирелигиозную работу¹². В роли контролеров выступали партийные организации, но желаемого результата это не приносило. Кострома, а особенно костромское Заволжье, оказалась не самым благодатным местом для реализации секулярных планов: в Бога здесь верили крепко. Если бы не страшная суть совершающихся в стране событий, людям, отвечающим в Костроме за антирелигиозную пропаганду, можно было бы искренне посочувствовать, столь тяжелый для работы участок им достался. Никакие усилия власти, никакие лозунги и угрозы не могли повысить авторитет Союза воинствующих безбожников в глазах костромичей. Руководители организаций и профсоюзы отказывались заключать договоры с СВБ, всячески уклонялись от участия в атеистической пропаганде. Председатель горрайсовета СВБ Касаткин 13 мая 1934 г. жаловался на заседании костромского горкома, что на предприятиях и в колхозах относятся к антирелигиозной работе «по-оппортунистически», поэтому она фактически не ведется¹³. Костромское отделение СВБ было плохо обеспечено опытными и «политически грамотными» кадрами. Доходило до казусов: сотрудником горсовета СВБ оказался бывший священник Рябцовский, который, после выяснения этого обстоятельства, немедленно был снят со своей должности и уволен¹⁴.

Костромские рабочие и колхозники продолжали крестить детей и хранить в домах иконы. В знаменитом романе С.С. Максимова «Денис Бушуев» (действие происходит в костромском Чернопенье в середине 1930-х гг.) есть показательный эпизод: молодые герои Настя Потапова и Кирилл Бушуев, несмотря на уговоры родителей, наотрез отказываются венчаться в церкви: «Брак был заключен гражданским порядком в сельсовете. Но встречали их из сельсовета все-таки с иконой, которую держал отец Насти Илья Ильич, глубоко и искренне верующий в Бога старик»¹⁵.

28 сентября 1935 г., когда в стране уже был развернут настоящий богоборческий террор, председатель облсовета Союза воинствующих безбожников Ивановской промышленной области Поспелов отправил в Центральный совет СВБ отчет «Об остатках религиозности среди трудящихся области», в котором сообщал, что не менее 40% колхозников продолжают исповедоваться, а в некоторых районах церковный актив превышает число партийцев и комсомольцев, вместе взятых¹⁶. Богоборческие усилия местных властей разбивались о каменный утес костромской религиозности. Как следствие – в октябре 1934 г. председатель Костромского горрайсовета СВБ Касаткин был снят с работы с формулировкой: «За развал работы СВБ и полную бездеятельность в работе, за злоупотребления средствами»¹⁷. Дело главного костромского безбожника было передано в следственные органы.

Итог деятельности региональных структур СВБ был подведен в сентябре 1936 г. в справке Оргбюро ЦК ВКП(б) по Ярославской области «О состоянии антирелигиозной пропаганды». Состояние это высшим партийным начальством признавалось катастрофическим и «нетерпимым»¹⁸. К 1940 г. в Заволжском районе правдами и неправдами были созданы 12 ячеек СВБ общей численностью 172 человека, что партийному руководству города казалось ничтожно малым¹⁹. 3 августа 1940 г. появилось постановление бюро Костромского горкома ВКП(б), подписанное секретарем горкома А. Ишановым и посвященное состоянию пропагандистской и агитационно-массовой работы в Костроме. Распечатанное в виде памятки для всех первичных парторганизаций, оно содержало в себе убийственные оценки состояния дел. Главный изъян пропагандистской работы виделся в том, что она «не носит наступательного характера», агитаторы занимают «стыдливооборонительную позицию» по отношению к «явно враждебным и отсталым настроениям»²⁰. Интересное резюме – если учесть, что к тому времени большой террор нанес разящие удары не только по «чужим», но и по своим, большинство костромских церквей были закрыты или приспособлены для хозяйственных нужд. Но даже это не могло удовлетворить безбожную власть. Единственным реальным средством борьбы с религией в русских городах советские и партийные руководители прочно продолжали считать физическое уничтожение храмов и наиболее активной и влиятельной части духовенства.

Какой богоборческий инструментарий применялся властью, иллюстрирует история уничтожения церкви Николая Мирликийского в бывшей Никольской слободе.

В 1929 г. клир Николаевской церкви возглавил Павел Иванович Звёздкин (р. 1882 г.), сменивший на священническом посту своего тестя – тяжело заболевшего Василия Васильевича Сахарова. В 1931 г. отец Павел был арестован. Через несколько дней он вернулся домой и рассказал жене, что под угрозой расправы с семьей его вынудили отказаться от священнической службы, более того – публично отречься от веры. 6 декабря 1931 г. в газете «Северная правда» в рубрике «Письмо в редакцию» была напечатана заметка под названием «Порвал с религией», содержащая следующий текст: «Я, бывший священник Звёздкин П.И., отказался от службы в церкви “Никольской” общины слободы Металлистов и дал обещание никогда больше не служить культу, ибо не хочу идти по одной дороге с людьми, ведущими борьбу против социалистического строительства. Свою прошлую вину перед трудящимися я хочу загладить путем участия в труде, в строительстве социализма и призываю всех служителей “святых алтарей” последовать моему примеру. Отцы духовные, бросьте отравлять сознание трудящихся тем, во что сами не верите. Бросьте натравливать народы на народы. Я, бывший священник, заявляю, что не религия “утрет слезы” трудящихся, слез не будет тогда, когда в головах трудящихся не будет места религии. Павел Звёздкин. 5 декабря 1931 г.»²¹. При всем покаянном и самообличительном пафосе письма, перифразы и метафоры помогли о. Павлу не сказать самых страшных слов: отрекаясь от священнических обязанностей и «религии», он ни словом не обмолвился об отречении от веры Христовой. Надо сказать, что П.И. Звёздкин действительно принял участие в «социалистическом строительстве». Несколько лет он работал на лесозаготовках, потом – простым сторожем, тихо жил с семейством в светёлке старого сахаровского дома. Здесь и умер 2 июля 1948 г.

Последним настоятелем Николаевской церкви стал о. Иоанн (Иван Иванович Костин) (род. 13 июня 1890 г. в костромском Селище). В 1922 г. архиепископом Костромским и Галичским Севастианом он был рукоположен в диаконы Николаевской церкви, с 1927 по 1931 г. служил дьяконом в церкви Александра и Антонины, а в 1931 г. сменил на пастырском посту П.И. Звёздкина.

Тем временем антирелигиозное и антицерковное движение в стране приобретало характер настоящей истерии. Осенью 1934 г. были арестованы члены так называемой «селищенской контрреволюционной группы», в том числе настоятель церкви Александра и Антонины о. Павел Острогский и нашедший убежище в Костроме опальный епископ Макарий (Григорий Яковлевич Кармазин). В марте 1935 г. они были сосланы в Казахстан, потом снова арестованы, а в декабре 1937 г. расстреляны по приговору тройки УНКВД²². Репрессии ударили по многим костромским священникам и членам их семей. Самыми мягким для них наказанием оказывалось поражение в гражданских правах.

Палаческие усилия по отношению к сословию «служителей культа» сопровождались варварской атакой на культовые строения. Для областей был установлен поквартальный план заготовки лома колокольной бронзы²³. К 1930 г. на многих городских и сельских церквях уже висели замки, а священники были отправлены на принудительные работы. На 1 января 1930 г. в Костроме оставалось 19 (из 54) действующих православных храмов и один римско-католический костел²⁴. В 1931 г. городские власти начали обследование костромских храмов «на предмет выявления возможности их приспособления»²⁵. Так, в августе 1931 г. представитель горкома ВКП(б) Голубков и техник горкомхоза Лавров осмотрели семь костромских церквей и сформулировали следующие рекомендации: Рождественскую, Константиновскую и Крестовоздвиженскую церкви возможно отдать под склады или торговые помещения; в Борисоглебской можно было бы разместить контору, клуб или мастерскую, в Богоотцевской – клуб или общежитие; Спасская церковь на Запрудне годилась для нужд судоверфи, а Всехсвятская – под общежитие для дефективных детей²⁶. Однако перепрофилирование зданий, их перестройка и перепланировка требовали усилий и затрат, которые, видимо, показались неоправданными. В итоге большую часть храмов решили просто разобрать на кирпич.

В середине 30-х гг. Ивановский облисполком постановил снести и ликвидировать сразу нескольких городских храмов. В 1934 г. разобрали на кирпич селищенскую церковь Василия Блаженного, разрушили купола и часть звонницы Спасско-Преображенской церкви, а в ее помещениях устроили общежитие завода «Рабочий металлист». Продолжалась кампания по снятию колоколов с церковных звонниц. Добрались и до сельских церквей. Осенью 1934 г. по селам Костромского района (Яковлевское, Саметь, Апраксино и др.) прокаталась волна митингов и протестов среди населения. В спецзаписке о состоянии антирелигиозной работы в районе начальник горотдела НКВД Озеркин отмечал, что в селе Ильинском женщины физически препятствуют снятию колоколов и грозятся сбросить с колокольни тех, кто туда поднимется, а в деревне Гуздырево было устроено стихийное собрание, где голосовавшие за запрет на снятие колоколов сельчанки подняли по две руки²⁷. Но силы были слишком неравны.

27 января 1935 г. закрыли Николаевскую церковь. Бывшие прихожане перешли в последние два действующих храма Заволжья – в Селище и Городище. Протоиерей Иоанн Костин вернулся в селищенский храм Александра и Антонины, где прослужил священником до июля 1964 г. О. Иоанн прожил долгую жизнь. Один из самых уважаемых костромских иереев, он снискал подлинную любовь прихожан, он сделал все для того, чтобы в страшное время гонений в костромском Заволжье остался хотя бы один действующий храм²⁸.

Некоторое время пустующее здание Николаевской церкви никак не использовалось, затем здесь разместили склад, а позже – городской гараж. В 1942 г. храм был полностью разрушен: сначала сломали звонницу, потом – основное строение. Сровняли с землёй и погост. Полученный при разборке щебень использовали для закладки фундамента нового цеха завода «Рабочий металлист». После окончания Великой Отечественной войны на месте бывшего храма устроили небольшой сквер с трибуной. Сегодня здесь есть еще и детская площадка: лавочки, качели, песочница.

Сегодня можно утверждать, что уничтожение памятников костромской храмовой архитектуры в 1930-е гг. было злонамеренным и целенаправленным. В основном оно осуществлялось именно в тот короткий период, когда Кострома являлась частью Ивановской промышленной области. В 1935 г. председатель облсовета СВБ Поспелов в юбилейном докладе «Десять лет воинствующего атеизма» с гордостью писал: «К настоящему времени в области закрыто большое количество церквей, закрыты все монастыри, больше чем в 10 раз сократилось “черное воинство”. Бывшие очаги дурмана: церкви и монастыри – превращены в клубы, детские дома, электростанции»²⁹. Колыбель Дома Романовых Кострома, прочно ассоциировавшаяся в сознании большевистского руководства с консервативно-монархическими, православными идеалами, пострадала больше других русских городов.

Сразу после создания в 1944 г. Костромской области костромичи смогли оценить масштаб нанесенного городу урона. В январе 1945 г. начальник отдела по делам архитектуры при исполкоме Костромского облсовета депутатов трудящихся И.П. Журавлев подготовил объемную докладную записку на имя секретаря обкома ВКП(б) А.А. Кондакова, которая является одним из самых бесстрашных и честных документов своей эпохи. По существу, И.П. Журавлев сравнил уничтожение костромских памятников с нашествием варваров. Неравнодушный советский чиновник провел ненавязчивую параллель между богоборческой кампанейщиной 30-х гг. и фашистским вторжением. Досталось и горкомхозу, который на здания церковной архитектуры «смотрел как на каменоломню, и ломал их, совершенно не считаясь ни с исторической, ни с художественной ценностью уничтожаемых памятников»³⁰. Что же в итоге? «Теперь вместо красивого древнерусского города, – с болью писал И.П. Журавлев, – перед нами развертывается однообразный, плоский, лишенный прежней живописности приволжский город, без единой точки, на которой мог бы остановиться глаз, не восхищающий, как прежде, город, а скорее навевающий тоску и скуку, когда к нему подъезжаешь даже со стороны Волги»³¹. Вспоминает И.П. Журавлев и погибшую Николаевскую церковь, которая хорошо «перекликалась своей архитектурой» с основной частью города³². Уже в феврале 1945 г. исполкомы областного и городского советов приняли ряд жестких постановлений о сохранении оставшихся памятников архитектуры. В частности, было решено аннулировать все договоры на эксплуатацию исторических зданий, предписано привести их в порядок, установить на них охранные доски и т.п.³³. Однако решения эти явно запоздали: историческому облику города был нанесен непоправимый ущерб.

Фотографии старой Костромы наполняют сердце каждого костромича восхищением, смешанным с болью. Как много архитектурных сокровищ мы потеряли! Какие жертвы принесли идеологическим химерам и мироустроительным амбициям богоборческой власти! Нынешние правители России, похоже, понимают необходимость восстановления исторической справедливости по отношению к православной Церкви. 6 января 2010 г. на рождественской службе в костромской церкви Александра и Антонины присутствовал премьер-министр России В.В. Путин. Этот визит можно считать знаком признания той особой роли, которую сыграли в истории нашей страны обычные приходские храмы, в том числе и маленькая селищенская церковь.

Одной из задач совершающейся в новой России культурной и духовной «реконкисты» должно стать воссоздание исторического облика русских городов, возрождение разрушенных во время богоборческого террора 1930-х гг. святынь.

 

Примечания

¹ Государственный архив новейшей истории Костромской области (ГАНИКО) Ф. 33. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 50.

² Там же. Л. 59.

³ Там же.

⁴Костромской экскаваторный. История завода «Рабочий металлист» / автор-составитель П.И. Бедов. Кострома, 1972. С.59.

⁵Там же. С. 57

⁶ ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 273. Л. 23.

⁷ ГАНИКО. Ф. 33. Оп. 1. Ед. хр. 49. Л. 39 – 42.

⁸ Там же. Л. 136.

⁹ ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 53. Л. 47.

¹⁰ ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 54. Л. 79.

¹¹ ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 590. Л. 85.

¹² ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 217. Л. 66. В августе 1935 г. платные аппараты районных центров СВБ были упразднены, эта работа стала общественной. ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 318. Л. 34.

¹³ ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 218. Л. 48.

¹⁴ ГАНИКО. Ф. 2. Оп.1. Ед. хр. 318. Л. 42.

¹⁵ Максимов С.С. Денис Бушуев. Франкфурт-на-Майне, 1974. С. 80.

¹⁶ ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 318. Л. 18 – 19.

¹⁷ ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 219а. Л. 238.

¹⁸ ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 404. Л. 2.

¹⁹ ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 590. Л. 85. Для сравнения: в 1940 г. в Ленинском районе г. Костромы имелось 29 ячеек СВБ общей численностью 884 человека. Там же. Л. 59.

²⁰ Там же. Л. 64.

²¹ Северная правда. 1931. 6 декабря.

²² Зонтиков Н.А. Один из последних: Н.И. Серебрянский // Светочъ: альманах. 2007. № 2. С. 131.

²³ См.: Околотин В.С. Ивановская промышленная область (1929 – 1936 гг.) Уроки экономической истории. Иваново: ИГТА, 2009. Известно, например, что общий вес колоколов Николаевской церкви составлял 1840 кг. ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 54. Л. 128.

²⁴ ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 54. Л. 128.

²⁵ Там же. Л. 130.

²⁶ Там же.

²⁷ ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 273. Л. 36 – 37.

²⁸ В ноябре 1970 г. о. Иоанн принял постриг с именем Игнатий, а весной 1971 г. по благословению Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Пимена он был возведен в сан игумена. Скончался игумен Игнатий 10 сентября 1971 г. Сегодня его прах покоится на погосте церкви Александра и Антонины.

²⁹ ГАНИКО. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 318. Л. 5. До революции на территории Ивановской промышленной области было 4594 церкви, 52 монастыря, 13094 церковнослужителя, 3932 монаха. Там же.

³⁰ ГАНИКО. Ф. 765. Оп. 1. Ед. хр. 467. Кор. № 48. Л. 2.

³¹ Там же.

³² Там же. Л. 4.

³³ Там же. Л. 72 – 73.