«Трагическое непонимание» России и Руси. Смысловые категории жизни Русской Церкви в СССР и ее миссия в 1960-1970-е годы.
Аннотация. В статье на исторической канве рассматриваются смысловые понятия России и Руси, формулы «Третеьго Рима» и «Второго Иерусалима», их различия и противоречия. Методом исторического анализа и сравнительных характеристик достигается вывод о могущем быть единстве существования светской (внерелигиозной) культуры и религии в одном государстве, при их автономности и наличия непонимания их и неприятия в смысле их разных природ – атеизма и теизма. На основании опыта проведения попыток ликвидации церковных структур в СССР в 1960-1970-е годы делается вывод о безуспешности поглощения или «перевоспитания» усилиями атеистической пропаганды религиозных убеждений.
Ключевые слова: старец, Русская Церковь, государство, Русь, интеллигент, неофит.
Понять вынесенный в заглавие статьи смысл поможет размышление о духовных связях и смыслах заложенных в русскую историю, прежде всего в историю Русской Церкви в ХХ веке. «Трагическим непониманием» назвала известная германская славистка Фэри фон Лилиенфельд ситуацию, при которой современники XVIII-го века – великий русский поэт А. С. Пушкин, и великий русский святой преподобный Серафим Саровский, не только не знали друг друга, но и не испытывали в друг друге никакой потребности[1]. Как оказалось, у человека ставшего знаменем великой русской культуры и у величайшего духовного подвижника Синодального периода Русской Церкви не было общих идеалов, целей, жизненных задач и перспектив. Европеизированная Россия начиная с XVII века шла европейским путем, приведшим ее к революционным потрясениям в начале ХХ века, путем политической борьбы и социальных битв. Русь, которые многие именовали «Святой Русью», в лице старцев, наследников Нила Сорского и Сергия Радонежского звала к преображению через покаяние, внутреннее умиротворение и просветление. Их келейные поучения и были ответом на злободневные вопросы российской действительности.
В дореволюционной России вопросы бытия по-своему решали все: кто- то уходил в мистицизм, кто-то в хлыстовщину, кто-то в революционное движение. В XIX веке в стране происходило размежевание политических и духовно-нравственных сил, обострялись классовые антагонизмы. При внимательном рассмотрении социальная природа каждого была видна без труда: хлыстовство простонародья и великосветское элитарное увлечение мистицизмом Блаватской и лорда Редстока. Следует отметить, что старчество так и осталось периферийным явлением религиозной мысли и аскетического делания. В Русской Церкви оно не стало определяющим явлением. Все течения общественной и религиозной мысли и жизни укладывались в извечные формулы «Третьего Рима» и «второго Иерусалима»[2].
Итоги XIX века, века расцвета Оптиной и Дивеева не были утешительными. Ни старцам, ни иерархам, которые были единомысленны с ними – таким как Феофан (Говоров) и Игнатий (Брянчанинов), ни православно-мыслящей интеллигенции так и не удалось вывести Церковь синодальной эпохи из «паралича». Она оказалась неподготовленной к катаклизмам, которые уготовал для нее ХХ век. Напрасно архиепископ Вологодский Никон (Рождественский) в связи с прославлением многих святых-чудотворцев (в том числе прп. Серафима Саровского) в начале ХХ века предупреждал российскую общественность о грядущих роковых для царства и Церкви событиях[3]. «Бесов революции» в обществе не узнали, несмотря предостережения многих, в том числе и писателей – властителей дум, напр. Ф. М. Достоевского.
Надежды связанные с грядущим владением Константинополем и восстановлением Православного царства - стать наконец в начале ХХ века «Третьим Римом» были разрушены и сметены волнами нахлынувшей революции. О губительности необоснованных надежд и «великодержавного папизма» предупреждал церковных иерархов архиеп. Антоний (Храповицкий) еще в 1916 году[4]. И далее, даже использование советским государством формулы «Третьего Рима» в формате четвертого Интернационала не принесло желаемого успеха в плане реализации планов советской гегемонии в мире. Одной из причин гонений на Церковь в 1960-е годы называет А. Федотов, и вместе с ним, другие историки, провал использования Церкви в качестве инструментария для реализации наступательной международной стратегии СССР в конце 1940-х годов. «Православным Ватиканом» Русская Церковь так и не стала[5].
Очень показательными для понимания смыслового узла «Россия-Русь» и реализации связанных с ним смыслов являются мысли епископа Романовского Вениамина (Воскресенского, 1871-1932) Откликаясь на проведение в жизнь декрета об отделении Церкви от государства епископ как и многие в то время, давал пессимистический прогноз. Он писал, что с отделением Церкви от государства «кончилась Святая Русь», акт отделения являлся, по его мнению - отречением государства от Христа, изгнанием Христа из государственного института, апокалиптическим актом конца прежнего христианского мира. Особенно трагическим по своим последствиям, по его мнению, был акт превращения экономических технологий и отношений (социализм и коммунизм) в атеизм философско-материалистического мировоззрения. Несмотря на трагичность ситуации, он, обращаясь в своем слове к пастве, ободрял ее, говорил (без ссылки на опыт святых отцов – Д. С.) что при атеизации человечества выходом для христианина может быть созидание внутреннего человека, человека хранящего принципы как святыни в своем сердце. Только так, по его мнению, можно сохранить Церковь Христову, т.е. организацию, институт. В его размышлениях Россия как государство отступает на второй план – в первую очередь его заботой является человек, его внутренний мир. Ибо хранение и защита Боготворческой эволюции может реализовать замысел Божий о человеке, вести человека посредством истории к его спасению. «Верность этого единственного оставшегося пути была засвидетельствована Богом, одарившим многих из них [верующих] сиянием великих духовных дарований - писал он, - Ибо сказано, что соразмерно искушениям определены и дарования»[6]. Созвучным мыслям епископа Вениамина является написанное в конце 1920-х годов – почти в то же самое время, письмо соловецких исповедников, в котором они просили государственную власть оставить Церковь в покое, предоставить ей следовать путем ее предназначения, путем обозначенным в историографии как созидание второго Иерусалима, где священство будет иметь царское достоинство благодаря своим внутренним качествам[7]. Вышеприведенные аргументы позволяют нам более вдумчиво рассмотреть картину происходивших событий и места религии в жизни советского человека середины ХХ века.
В конце 1950-начале 1960 –х годов Русская Церковь испытала на себе очередное гонение, при котором существенно были сокращены ее административные структуры, закрыто и разрушено большое количество храмов, имеющих ценность памятников культурного наследия, решениями партийных постановлений и Архиерейского 1961 г. и Поместного 1971 г. соборов было нарушено при трудном диалоге с властью и компромиссами, восстановленное после войны каноническое устройство управления приходскими структурами, при котором настоятель-пастырь стоял во главе церковной общины. Следует отметить, что основным фронтом борьбы с религией осуществляемой советской властью с педантичным постоянством, который скорее был даже главным, был идеологический фронт - тотальное внедрение атеистического воспитания от детсадов до высших учебных заведений, антирелигиозные лектории во всех хозяйственных субъектах, многотиражные издания антирелигиозной литературы. Данные статистики показывают, что огромные силы и ресурсы страны были брошены на идеологический фронт для воспитания нового cоветского человека, новой общности – советского народа. Влияние интернациональных идей подразумевало распространение советского влияния по всему миру. Большое внимание в этом вопросе уделялось и Русской Церкви, ее вкладу в «дело мира во всем мире». Наряду с заявленными на XXI и XXII съездах партии об успехах в области построения нового, коммунистического общества, рапортами о достижениях в области освоения космоса и научно-технической революции, открывавшими новые перспективы для воспитания безрелигиозного человека и восхищавшую большую часть советских людей, присутствовал иной взгляд, который подразумевал реальную и трезвую оценку достижений общества, целью которого было ликвидация индивидуума и критический взгляд на состояние действительности. Верующие, которые по некоторым оценкам составляли половину населения СССР, оставаясь лояльными по отношению к государственной политике, уходили во внутренний мир, в котором звучала молитва, и созидались религиозные ценности. Позицию многих верующих людей озвучил находящийся в эмиграции философ И. Ильин. «Государственная власть не считает личную душу человека самостоятельным источником воли, мысли и дел, - определял он позицию советских властей по отношению к человеку, - Человек [для власти] есть объект произвола, повинный беспрекословным послушанием, он есть трудовой механизм, подлежащий в любой момент уничтожению <...> Мучительства первых христиан, и приемы католической инквизиции не просто вернулись, - делает вывод философ о состоянии свободы в советском обществе, - они принципиально включены в самый строй нового государства»[8].
Осознавая реальность происходящего и подтверждая незыблемость своих вековых идеалов, в годы, когда государство притесняло религию, несмотря на свое численное превосходство среди православных Церквей (на тот момент РПЦ состояла из 67 епархий, около 6800 приходов на территории СССР), Русская Церковь заявляла о себе как части Вселенской Церкви, союзе верующих «богоустановленным духовным царством», «имеющим задачей «приобщить конечное и временное бесконечному и вечному», т.е. как об институте, живущем не столько внутренним официозом, сколько эсхатологическими парадигмами[9].
Именно благодаря внутренней силе, основывающейся на духовном потенциале народа, воспитанного на вековых традициях Православия, верующие люди находили возможность духовной жизни не столько среди обрядности официальной Церкви, сколько искали и находили ее в общинах у старцев и стариц. Следует отметить, что именно в период, когда целые области Казахстана, Западной и Восточной Сибири, Урала и Севера страны были без храмов, в глухих сельских приходах возникло широкое движение духовничества и старчества, которое осуществляли репрессированные в 1930-е годы монахи и монахини, а также покинувшие закрывавшиеся монастыри в 1960-х годах в Молдавии и на Украине монастырские насельники. К ним преодолевая большие расстояния ехали люди. Историк Сергей Бычков характеризовал свой приход в общину архимандрита Тавриона (Ботозского) тем, что был поражен, как этот монах, мог говорить о духовных ценностях жизни. Он вспоминал о «бодрствующей совести» о. Тавриона, качества, которое помогало тому «сопротивляться конформизму и не склоняться перед тоталитаризмом»[10]. Количество духовных чад у многих старцев превышало тысячу человек. По мнению митрополита Астанайского и Казахстанского Александра (Могилева), у схиархимандрита Саввы (Остапенко) было более 7000 духовных чад живущих во всех концах тогдашнего Советского Союза[11].
Религиозные дарования открывались через монашествующих, живущих «в миру», трудившихся на гражданской службе. По свидетельству многих очевидцев, они несли свою миссию среди народа являясь его учителями и наставниками[12]. Возникло пусть небольшое по своему количеству, но знаковое движение интеллигентов-неофитов, которые приезжали к старцам и составляли общины духовных чад. Среди них были верующие советские ученые с мировыми именами - Д. С. Лихачев, Л. А. Арцимович, С. П. Королев, М. В. Келдыш. Движение возвращенцев и обращенцев в Церковь из числа бывших комсомольцев 1920-1930-х годов, а также ищущих свободы и идеалов молодых людей дало ей новую кровь, новые силы, которые уже не могли сдержать воздвигнутые государством ограждения гетто, как тогда говорили - «старушичьей церкви». Второй Иерусалим не только сохранил для будущего церковного возрождения 1990-х годов веру в народе, он дал импульс для прихода в Церковь большого количества людей жаждущих, ищущих, людей, которые затем, уже в 2000 –е годы вновь подняли знамя «Третьего Рима» - Православного Царства, которое должно включить все территории «Русского мира», великодержавной Православной России[13].
Основной вывод по итогам гонений на Церковь, который сделал наряду с другим историками Н. П. Петлин звучит так: не столько официальная Церковь смогла противостоять антирелигиозному наступлению государства, сколько в борьбе между верой и безверием человека в атеистическом государстве победил русский народ. «Православная Церковь была способна выдержать беспрецедентные преследования советской власти в течении 70 лет только потому, - писал он, - что находила самоотверженную поддержку русского народа»[14]. Вызывает интерес, в контексте данной статьи об итогах антирелигиозной компании 1960-х годов, мнение, озвученное прот. А. Шмеманом, который писал, что истинным поклонникам Бога, поклоняющимся Ему в «Духе и Истине» невозможно навязать материалистическое учение. Он подчеркивал, что борьба советского государства, и в первую очередь партийной идеологии с религией была проигрышной, т.к. шла в формате борьбы с суеверием, а не с самими основами религии Богооткровения. Он говорит о том, что как суеверие, как закон, как рабство, религия была нужна была государству для превращения свободных людей в винтики, в служителей и рабочих безличного коллектива. «Больше всего на свете они[борцы с религией] боятся, что кто-нибудь узнает о настоящем смысле религии,- восклицал он, - об этих потрясающих, освобождающих словах Христа: «в Духе и Истине!»[15]
«Поклонение в Духе и Истине» по- прежнему является для большинства русских людей неизведанной планидой. Вывод по изложенному в статье материалу остается неутешительным - непонимание Руси Россией по прежнему остается. Великая русская культура до сих пор остается глуха к голосу наследия св. митр. Филарета (Московского) и митр. Антония (Храповицкого), не говоря уже об опыте «внутреннего делания» старцев, описанном «Добротолюбии». «Трагическое непонимание» религиозных основ культуры, да не только культуры (часто смешивая понятия), а основ самой религии, всегда будут вносить противоречия смыслов между поклонниками высокой культуры и подвижниками веры, оставляя выбор между «Третьим Римом» и «вторым Иерусалимом», между А. С. Пушкиным и прп. Серфимом Саровский. Такой взгляд будет вызывать и вызывает непонимание не только у иностранцев, но и у самих, самобытных русичей, ибо «не плоть, а дух растлился в наши дни…»[16]
[1] Лилиенфельд Ф. Восстановление? Нет – возвращение //Литературная газета. 1988. №15. С.13.
[2]Сазонов Д., прот. Церковь и государство: на пути к третьему Риму // Романовские чтения. История Российской государственности и династия Романовых: актуальные проблемы изучения. Материалы конференции. – Кострома: КГУ им. Н. А. Некрасова. 2008. с.25-40.
[3] Никон (Рождественский), архиеп. Мои дневники. Мои дневники. Вып. 1-7. Сергиев Посад, 1914–1916. С.68-69.
[4] Антоний (Храповицкий), архие. Чей должен быть Константинополь? Ростов-на Дону: Типография «Электра»,1916. С.8-10.
[5] Федотов А. А. Русская Православная Церковь в1943-2000 гг.: внутрицерковная жизнь, взимоотношения с государством и обществом (по материалам Центральной России). Иваново, 2009. С.67
[6] Страж Церкви Христовой: Священномученик Вениамин (Воскресенский), жизненный путь, письма, документы / Сост. – епископ Рыбинский Вениамин (Лихоманов), И. Г. Менькова. М.: Изд-во ПСТГУ, 2018. С. 134.
[7] Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви 1917-1945. М.: Крутицкое Патриаршее подворье. 1996. С. 419.
[8] Ильин И. «Наши задачи». Статьи 1948-1954 гг., в 2-х т. Париж: Издание Русского Обще-Воинского союза, 1956. С. 528.
[9] Русская Православная Церковь. Очерки истории 1917-1988гг. Вып.2. М.: Издание Московской Патриархии. 1988. С.81-83.
[10] Бычков С. Страдный путь архимандрита Тавриона. М. : Издательство «Тэтис Паблишн», 2007. С. 238.
[11] Александр (Могилев), архиеп. «Господи, Имени Твоему дай славу…». Кострома, 2009. С.52
[12] Там же. С.30.
[13] Сила нации – в силе духа. Книга размышлений Святейшего Патриарха Кирилла /сост. А. В. Велько. Минск: Белорусская Православная Церковь, 2009. С.70-71.
[14] Петлин Н. П. Православие и психология русского народа // Владимирский сборник в честь празднования Тысячелетия Крещения Руси. Монреаль: Издание Братства прп. Иова Почаевского. 1988. С.
[15]Шмеман А., прот. Воскресные беседы. Paris:YMKA-PRESS, 1989. С.205-206.
[16] Тютчев Ф. Наш век. Соч. в 2-х т. Т. 1. М.: Изд-во «Правда», 1980. С.129.
